Томчани сжимается, как сталь на морозе. Его душевные мышцы готовы к прыжку! Он готов с места опровергать все подряд! Все, что критикует исследование и могло бы оправдать соколов. Расслабься. Ты напряжен, как девица на своем первом балу. Неправда?! Товарищ Пек дружелюбно шурится. Неправда, встает в позицию Томчани. Грегори Пек барабанит по столу какую-то мелодию. (Звучит? Нет. Ни Бетховен, ни Барток [венгр!], ни Гайдн.) До меня доходят слухи, говорит он. Затем смягчается. Говорит в телефонную трубку. Дорогая Мэрилин. Будьте добры, два кофе. Да, снова. Милая и смышленая девушка. Томчани кивает. Грегори Пек прочищает горло, а потом, будто случайную мысль или прискорбную случайность, сообщает: я не видел тебя на первомайской демонстрации. Томчани краснеет. Он рассчитывал на другое. Джакомо громко прыскает, друг Беверли многозначительно кивает. Кабы был бы я был начальничком, безответственно пищит Джакомо. Кабы был бы я был начальничком, говорит и друг Беверли, и щечные мешки хомячка сильно опадают, почти втягиваются вовнутрь, как щеки аскетов или святых. Да, хитро отвечает Имре, «я не видел тебя на первомайской демонстрации». Грегори Пек кивает, он не хочет скандала, время скандалов прошло; он отмечает то, что ему было нужно, и этого достаточно.

М-да, дружочек, думает про себя Имре, так ты хотел бы, чтобы я отказался от этого плана. Слушай старик. Уступи. Уступи, это же такая малость. От этого ничего не уменьшится. Или не увеличится, ведь с какой стороны посмотреть, хе-хе-хе. Ну, а соколы, знаешь… Это уже не зависящие от нас силы. М-да, дружочек, сказал бы я тебе на это, но почему я должен идти на уступки? Не вижу повода для таких церемоний! Не вижу, ясно? Слушай, мой юный друг, пусть каждый сделает ход. Я сделаю, но и ты тоже сделай!

Входит Мэрилин Монро! Вот это да! Пек и Монро! Томчани на это никак не реагирует и мысленно продолжает напряженный диалог, иногда кивая или тряся головой; если бы было кому на него посмотреть, такой человек покачал бы головой. (Интересный мысленный эксперимент — вообразить себе кого-нибудь, кто бы наблюдал за этим наблюдателем… Но не будем об этом.) Д-да, приятель, шепчет Джакомо, кабы был бы я был начальничком, мне было бы знакомо возбуждение, и моим женщинам-подчиненным тоже. Изрядное зрелище, признает более сдержанный друг Беверли: красная юбка Мэрилин облегает пышные формы, как победный флаг; она хитроумно натягивается и опадает. Что вам нужно, вздыхает Мэрилин, и ее округлое бедро опирается на письменный стол. Один листок пошевелился. Грегори Пек ловит его. Его ручка и ткань юбки. Касается? Не касается? Экономические консультанты чавкают, Томчани не сдается. Ты бы стал руководителем группы. Рук. группы. Конечно, это повело бы и к изменениям в зарплате. Я тебя прошу, не пытайся меня купить. Ты ошибаешься, мой юный друг. Не настолько ты важная персона! Деньги не подарок и не взятка! С этим я не согласен. Если бы я захотел, я бы обиделся. Эти деньги ты бы заработал!! Нам крайне необходимы твои способности. Кофе расплескивается. Нервы натянуты. Грегори Пек в негодовании упирается ручонкой в крышку стола. Кровь у него кипит: красные полосы на ладони сменяются бледно-красными. Мэрилин сидит. Вздыхает; Пек уже вцепился в стол обеими руками: не дай Бог, ветром унесет, этим мятным, теплым, с тепловатой затхлостью, ветерком. Но Монро уже учуяла тяжелый мужской одеколон. Безо всякой к себе жалости она его втягивает. И тянет, и тянет, и тянет. Товарищ Пек озлобленно смотрит на кофейное пятно. Сдерживает себя. Ноги Мэрилин закинуты одна на другую. Она покачивает ими. В точке опоры кожа то и дело морщится. Она еще и вспотела там чуть-чуть. Шпилька каблука вверх-вниз. Как рапира. Кто нарушит эту тишину. Хомяки возятся. Они ничем не смущены и не притворяются смущенными. Нам крайне необходимы твои способности. Тебе будет поручена краткосрочная исследовательская работа, положим, на два года. По ее завершении вы устроите презентацию исследования. Какое исследование. Не валяй дурака. Ну, это исследование. Да ведь оно готово! Готово, готово. Ерунда. Этот мне юношеский максимализм, готово. Поднажмем, ребята! Положа руку на сердце: разве нельзя внести в это исследование коррективы? Не нуждается ли оно в поправках? Поговорим хотя бы о применении инертной мощности. Это, поясню тебе, мой юный друг, ситуацию на примере, как если бы фабричный ширпотреб превратился в пиджак, пошитый у портного. Уж извини, но примеры и я могу приводить 15. Помимо усовершенствований кое-что говорит и в пользу осторожности. Это не осторожность, это затягивание времени. Давай не будем цепляться к словам. Речь идет просто о необходимом изменении сроков. Отсрочка. Саботаж. Не так ли, не так ли мой дорогой друг. Ах, да. Еще одна «мелочь». Слушай' С этими завышенными ценами мы пересекаем свою планку и подпадаем, таким образом, под другой процент. Большее оказывается меньшим. Если размышлять в масштабах предприятия. Имре бормочет: аргумент на аргументе сидит и антиаргументом погоняет.

Пек и Монро! Может, они уже терзают друг друга, как дикие звери? Нет. Ничего не изменилось. Смуглый профиль Грегори Пека сияет. У него немного начинает дергаться край глаза: видно, он принял решение. Эротично набухают губы. В этот момент Мэрилин вскакивает. Стул со стоном падает назад. Он дает Томчани по колену. Хи-хи, хрюкает Джакомо, кабы был бы я был начальничком, витает в облаках, завернувшись в «Непсабадшаг», друг Беверли.

Чей этот лифчичек? — спрашивает один хомячок. И чьи это трусики? — подмигивает другой. Со стены, из золотой рамы, строго и поджаро смотрят Бунюэль и изображение товарища Ивановапетровасидорова в молодости. Что вам от меня надо? Ой, ой, седина в бороду. Грегори Пек зловеще поднимается. В нем борются хозяйственник-руководитель и мужчина. Крошечный галстук свободно болтается. Но-но, начинает он с угрозой, но девушка, как (молодец) вихрь! уже исчезла! Это еще что такое, говорит в замешательстве мужчина. Не сердись, пожалуйста, и начинает быстро перекладывать папки на своем столе. По порядку надписав А, Б и В на некоторых папках (на которых между А, Б и В отсутствует какой бы то ни было порядок), на столе мгновенно складывается следующая ситуация:

Как только определилось окончательно расположение, Грегори Пек соскочил со своего специального стульчика. Извини, не сердись, я сейчас приду, вот увидишь. Только его и видели.

Томчани остается в одиночестве. Сомнения его не обуревают, но… Он устал. Чего нельзя сказать о двоих экономических консультантах! (Они едва ли подозревают о своем поражении1б.) Пищат, урчат, почесываются, чавкают. Газета под ними подозрительно шуршит. Они переглядываются. Друг Беверли кивает. Подает знак. Ниф-ниф, своеобразный отзвук нашего печального стона. Разми-и-инка-а-а, завывает Джакомо. Разминка. Они копаются в листьях салата; друг Беверли хватается за край кастрюли. Его коготки проникают в газету, протыкая ее. Он наклоняет голову. Белоснежка и семь гномов. В обработке, шепчет Джакомо. В обработке. А кто унес мою любимую «Непсабадшаг»?