долго оно сохранялось до своего исчезновения. Почти все историки признают, что римляне в конечном итоге не оставили после себя ничего, кроме каменных курганов и разрушенных дорог.

Так, например, Поллок и Мейтланд утверждают, что "нет никаких реальных доказательств" того, что "римские институты сохранялись после того, как Британия была оставлена римской властью". Как "язык и религия Рима были стерты", так и "от законов и юриспруденции императорского Рима не осталось и следа". По их мнению, полное исчезновение римского влияния позволило впоследствии возникнуть "нашему германскому государству" после англосаксонских вторжений.

В отсутствие веских доказательств английские историки не без оснований пытаются восполнить пробел интерпретациями, которые поддерживают их собственные великие повествования о развитии. Одна из наиболее распространенных версий описывает приглашение саксонских "искателей приключений" бриттами в середине IV века, вскоре после того, как римляне окончательно покинули остров. К этому времени, как отмечает Стентон, Британия вступила в период, "выходящий за рамки зафиксированной истории", и рассказы о приглашении зависят от недостоверных "британских традиций". Однако нас больше интересует то, как построено повествование, а не его точность как исторического факта. В связи с этим, Стентон сообщил, что саксонский вождь по имени Хенгест переправил своих людей через Северное море и поступил "на службу к британскому королю". Впоследствии Хенгест поднял восстание и провел несколько сражений, которые подготовили почву для оккупации саксами территории, ставшей Кентом.

Поскольку Хенгест служил английскому королю, пусть и нелояльно, вместо того чтобы править самостоятельно, Стентон пришел к выводу, что он "принадлежит скорее к истории Британии, чем к истории Англии", поскольку история "Англии" начинается с вытеснения бриттов саксами. Однако саксы стали "англичанами" так скоро после своего первоначального прихода, что эти два события произошли практически одновременно. Например, обсуждая саксонское происхождение географических названий в Сассексе, Стентон сообщает, что многие из них обозначали "группы людей" и были "знакомы английским народам до их переселения в Британию" в начале VI века. Берк также называет саксов "англичанами" с самого момента их вторжения в Британию. Энн Уильямс, писавшая примерно через 200 лет после Берка, также описывает период с 400 по 600 гг. н.э. как "период английского заселения Британии". Похоже, что саксы были "англичанами" либо до, либо вскоре после их прибытия в "Англию".

 

 

Хьюм описывает саксонских захватчиков как "жестоких завоевателей", которые "отбросили все", что бритты унаследовали от римлян, "назад в древнее варварство", приступив к "полному истреблению" коренных жителей. Он заключает, что "мало было завоеваний более разрушительных, чем завоевания саксов".25 Лойн аналогично описывает саксонские вторжения как "один из действительно регрессивных периодов британской истории". Поначалу саксонские захватчики, как считается, сохраняли "связи со своими родными землями и более широким северо-западным германским миром". Однако со временем возникла "изолированная германская культура", поскольку "самосознательные англосаксонские" королевства обеспечили культурный субстрат, способствовавший как последующему обращению населения в христианство, так и распространению "национального мифа", в котором саксонская миграция стала интерпретироваться как приход "избранного народа".

Избранный народ" был однозначно германским. Поллок и Мейтланд, например, настаивали на том, что правовая культура, организовавшая англосаксонское общество, опиралась на "чисто германское право" вплоть до Нормандского завоевания. Они не нашли никаких свидетельств того, что "древние британские обычаи" или какой-либо "кельтский элемент" сформировали то, что становилось английской правовой традицией. Стаббс писал, что саксы принесли с собой "общую цивилизацию", которую они разделяли со "своими германскими сородичами". Так, например, в их социальной структуре существовала трехуровневая система сословий: дворяне, свободные и "лаэты" (последние занимали положение, среднее между свободным и рабом). Следуя немецкой традиции, они делили свои территории на общинные волости, использовали "марковую систему землевладения", опирались на родственные связи как источник юридических прав и обязанностей, а также избирали своих управляющих. Этот акцент на германском наследовании как источнике английского права и культуры создает, согласно традиционному изложению, прочную основу для английской идентичности, но, как я буду говорить далее, он также утверждает, что никакие другие элементы (например, валлийцы, шотландцы или ирландцы) не оказали существенного влияния на происхождение и развитие английского общества. Англия была ядром того, что стало Соединенным Королевством, и это ядро было германским.

Вскоре после вторжения саксы стали называть себя "англичанами" и "англисками". Позже, в начале VII века, папа Григорий Великий "ввел" термин "gens Anglorum ... для обозначения германских жителей юго-восточной Британии" и использовал термин "Anguli (или Angli), для обозначения жителей юго-восточной Британии".

 

Беда, пожалуй, самый известный современный летописец, считал, что "англосаксонские народы... были объединены" как общим языком, который отличал их "от соседей-британцев, ирландцев и пиктов", так и "общей христианской верой в единый gens Anglorum в глазах Бога. Беда хотел, чтобы Церковь не только создала, но и назвала эту новую общинную идентичность и таким образом сделала gens Anglorum народом с заветом, подобно Израилю". В течение столетий после создания архиепископской кафедры в Кентербери Римско-католическая церковь последовательно выступала за политическую унификацию как средство продвижения "идеала единой английской (фактически единой британской) церкви". Таким образом, амбиции церкви и саксонских королей совпали, и в IX в. король Альфред "принял жаргонное название "англсины" для обозначения народа с общим христианским прошлым, объединенного под властью западных саксов", что означало, что "английское самосознание" должно признавать "общее христианство с центром в Кентербери".

Британская энциклопедия, пожалуй, является главным авторитетом в этом вопросе. В девятом издании энциклопедии сообщается, что "сами тевтонские поселенцы не давали своей стране общего названия, пока не достигли некоторой степени политического единства; но когда они дали ей название, это название, естественно, было Англия. Короче говоря, Англия как политическое единство начала формироваться в IX веке, а свое название она получила в X веке". К началу XVII века королевство и народ стали полностью единым целым в соответствии с английским законодательством. Любой ребенок, родившийся в месте, где король Англии осуществлял свой суверенитет, считался "прирожденным подданным", в то время как, за редким исключением, любой ребенок, родившийся в любом другом месте, был "иностранцем", независимо от национальности его родителей. Этот принцип основывался на прямой связи между королем и подданным: Рождение в месте, где король осуществлял суверенитет, автоматически давало право на защиту короля и обязывало к верности короне. За исключением редких случаев, положение родителей не определяло статус ребенка. Чтобы стать англичанином, нужно было быть подданным короля, а не гражданином государства.

 

Хотя народ, язык и нация обычно отделяются друг от друга, стандартное историческое повествование, тем не менее, представляет их как различные аспекты одного и того же процесса, в ходе которого народ становится нацией. Это понятие нации затем закрепляет концепцию коллектива, который постепенно соглашается с формированием