– У него был высокий коэффициент интеллекта, – сказал он. – Более двухсот шестидесяти: слишком много для человека. Возможно, его никто не похищал и он не провалился в другое измерение, а просто отправился домой.

Позднее я спросила этого историка, есть ли под этим предположением реальные основания. Он лишь печально покачал головой:

– Нет. А жаль.

Незадолго до исчезновения Робина у него взял интервью Тодд Каннингэм, знаменитый ведущий ток-шоу, чья карьера в то время только начиналась. Робин оставлял куда лучшее впечатление, чем после просмотра фотографий, – расслабленный, дружелюбный, с чувством юмора. Он широко улыбнулся, услышав вопрос Каннингэма: почему он постоянно делает заявления, вызывающие критику со стороны его коллег?

«Не уверен, что они мои коллеги», – ответил Робин.

«Значит, других ученых», – скромно улыбнулся Каннингэм, словно намекая, что его гость грешит против истины. На лице Робина появилось неловкое выражение, но я чувствовала, что он полностью владеет собой.

«Об этом нелегко говорить, Тодд, но в действительности большинство из нас, даже физики – может быть, даже прежде всего физики, – не приемлют новых идей. Мы считаем, будто все важные открытия совершены в Золотом веке и ничего существенного уже не найти».

«Вы полагаете, это не так?»

«Надеюсь, что не так. Действительно надеюсь. Не хочу думать о том, что ничего нового мы уже не узнаем».

«Вы надеетесь добиться прорыва в науке, Крис?»

«Да».

«Где он может случиться?»

«Не знаю. Если бы знал, то сказал бы».

«А когда будете знать?»

Робин улыбнулся.

«Возможно, после Уриэля».

«Уриэля?»

«Когда у меня что-нибудь появится, Тодд, я с вами свяжусь».

Каннигэм нахмурился.

«Что за Уриэль, Крис? Вы имеете в виду ангела?»

«Я вам сообщу…»

Алекс нашел астронома – тихую темнокожую женщину по имени Сильвия: она выглядела не на своем месте в этом зале, где звучали шутки и преувеличенные заявления. Я подозревала, что ее уговорили прийти примерно так же, как меня.

– Сильвия, – спросил он, – что такое Уриэль?

Она явно обрадовалась, услышав прямой вопрос.

– Это звезда-карлик, Алекс. Шесть с половиной световых лет отсюда. Может, чуть поменьше.

– Планеты есть?

– Несколько. Все необитаемые. По крайней мере, в последний раз, когда я смотрела, было именно так. – (В соседней комнате слышался смех. Вечер подходил к концу.) – И в ней нет ничего необычного.

– Есть идеи насчет того, о чем говорил Робин?

Она покачала головой.

– Нет. И ни у кого нет. Я уже видела это интервью и не представляю, что он имел в виду. Даже не уверена, что он говорил именно о звезде. Возможно, вам стоит побеседовать с историком. Или теологом, – улыбнулась она. – Лучше всего, наверное, с теологом.

Когда дискуссии завершились, мы вернулись в главный зал, где устроили фуршет. Алекс направился к столу, за которым сидели Харви Хоскин, председатель общества, и Брэндон Рупрехт, биолог. Хоскин, с щетинистой седой шевелюрой и коротко подстриженной бородкой, вероятно, был старше всех в зале.

Мы поговорили об обществе, о внеочередном собрании, которое должно было состояться ближе к концу года на северном побережье, и о претендентах на премию Криса Робина, которую собирались вручать на летнем собрании в Андикваре. Премия давалась тем, кто «вышел за пределы возможного». Во время паузы в разговоре Алекс спросил, как возникло общество.

– Оно существует уже двадцать седьмой год, – ответил Хоскин. – Все началось в здешнем университете, после того как Джим Хоувел защитил диссертацию по анализу множественных вселенных Робина. Джим сегодня участвовал в одной из дискуссий.

– Да, – кивнул Алекс. – Мы там были.

– Так или иначе, как вам наверняка известно… – Хоскин углубился в математические дебри, начав рассказывать о гибкости пространства-времени: по крайней мере, мне казалось, что речь шла об этом. – Таким образом, он настаивал на существовании альтернативных вселенных. Я не настолько хорошо знаю физику, чтобы вдаваться в подробности, но все это можно найти в его книге.

– У нас есть экземпляр, – сказал Алекс.

– Прекрасно. Значит, вы поймете, почему этой темой заинтересовалось так много людей. Прежде никто даже не осмеливался заговаривать об этом. – Он посмотрел через стол на Рупрехта. – К тому времени, когда Робин пропал без вести, он стал объектом насмешек. Возможно, многие ему завидовали: не знаю. Так или иначе, мы – большинство из нас – не ценили его, пока он не исчез. Теперь, конечно, он герой. Как-то раз на вечеринке мы заговорили о нем и, как мне кажется, начали понимать, что он для нас значил. Робин не боялся ошибиться. Он стремился не столько быть правым, сколько задавать правильные вопросы. Понимаете, о чем я?

– Именно так и возникло Общество Криса Робина, – подхватил Рупрехт, мужчина среднего роста, средней внешности и вообще средний во всем. Такие лица, как у него, забываются на следующий день, но вот взгляд его глаз заставлял собеседника застыть на месте.

– Есть ли хоть малейший шанс на то, что Робин мог оказаться прав? – спросила я. – Понимаю, это звучит безумно, но есть ли вероятность, что, скажем, этот шкаф в углу ведет в иную вселенную?

– Законам физики это не противоречит, – улыбнулся Хоскин. – Верно, Брэнди?

Рупрехт с улыбкой поднес бокал к губам и поставил на стол, не отпив ни глотка.

– Это вне моей компетенции, – ответил он.

Похоже, я выглядела ошеломленной, и Хоскин это заметил.

– Нужно соблюдать осторожность, Чейз, и не отвергать идеи лишь потому, что они противоречат здравому смыслу. Кто поверил бы, что частица может находиться в двух местах одновременно?

Алекс спросил, знал ли кто-либо из присутствующих Робина лично. Хоскин переадресовал вопрос Рупрехту.

– Я его знал, – с грустной улыбкой ответил тот. – Крис был хорошим парнем. Порой ему не хватало терпения, но его исчезновение стало потерей для меня.

– Каким он был?

– Он шутил над самим собой. Себя он воспринимал всерьез, но не ждал того же от других. Иначе, наверное, он столько бы не прожил. Ему хотелось производить исследования, не имеющие практического значения: только ради этого он и жил. Он хотел открыть нечто новое – например, научиться путешествовать в прошлое, попутно выяснив все сложности данного процесса. Но та эпоха давно миновала. Все, чем мы сегодня занимаемся, – это разработка более совершенных двигателей и исследования различий в развитии жизни на разных планетах, если эта жизнь вообще там есть. Поэтому долгое время Робина никто не воспринимал всерьез. Но он научился с этим жить.