В этот момент по мановению левой руки Джайлса вокруг шеи Фентона скользнула теплая простыня. Его голова оказалась запрокинутой назад, а шея плотно и довольно болезненно прижатой к округлому верху спинки стула. Уставившись на участок грязного оштукатуренного потолка, он ощущал, как Джайлс ловко намыливает ему лицо.

— Развивая далее мой тезис… — заговорил слуга.

— Черт бы тебя побрал! Когда ты закончишь?

— Сэр Ник, вы слишком много ругаетесь. Пожалуйста, голову назад. — Голову Фентона запрокинули в очередной раз, вызвав мучительную боль в шее. — Так вот, женщины — начиная от мадам Каруэлл[19], французской шлюхи, каким-то образом поймавшей в ловушку его величество, и кончая мисс Китти, нашей кухаркой, на которую вы часто бросаете похотливые взгляды…

— Что?!

— Закройте рот, сэр, или в него попадет мыло… Женщины должны заботиться о чистоте и красоте своего тела, ибо они часто появляются не вполне одетыми, дразня и соблазняя бедных мужчин.

Мыло приятно холодило кожу, хотя его резкий запах раздражал Фентона. Он открыл один глаз.

— Осторожней с этой бритвой! Мне так же хочется ею бриться, как и двуручным палашом!

— Можете на меня положиться, — заверил Джайлс: — Она будет касаться вас легко, как перышко.

Это оказалось правдой. Фентон едва ощущал прикосновение бритвы даже к шее и скулам.

— Что касается мужчин, — продолжал Джайлс, — то им, особенно джентльменам, также иногда приходится мыться целиком. К тому же, следует почаще открывать окна в доме, дабы изгонять дурные запахи.

— Кстати, объясни мне, — воскликнул Фентон, приподнявшись столь резко, что только благодаря проворству Джайлса его горло не оказалось перерезанным, — почему в этом доме такой скверный запах?

Джайлс, стиравший мыло с простыни, пожал плечами.

— Ну, сэр, если бы в этом был повинен я, а не вы…

— Я? Каким образом?

На сей раз плечи Джайлса поднялись почти до ушей.

— Наш погреб наполовину забит нечистотами из дома, которые некуда девать, — печально промолвил он. — Вы, член парламента, горячий сторонник короля и придворной партии, пятьдесят раз ругались, стучали кулаком по столу и клялись, что заставите сэра Джона Гилеада[20]провести трубу на три дюжины ярдов к основному канализационному стоку, но каждый раз забывали это сделать.

— На сей раз не забуду, обещаю тебе, — сказал Фентон, вновь запрокидывая голову и подставляя шею под бритву.

— Правда, есть еще один способ, — заметил Джайлс.

— Какой?

— Мы могли бы спускать все на улицу, как это делал сэр Франсис Норт[21]. Но боюсь, что это разозлило бы соседей.

Теперь слова Джайлса отнюдь не казались забавными.

«Интересно, — подумал Фентон, — каким образом они все еще не перемерли от тифа, не говоря уже о чуме?» Тем не менее он разразился хохотом.

— В самом деле, — начал Фентон, — Роджер Норт рассказывает в своей биографии о… — Тут он спохватился: — Мистер Норт рассказывает об этом каждый вечер, когда выпьет пинту-две в «Дьяволе» за Темпл-Баром[22].

Бритва прекратила движения. Фентон чувствовал, что Джайлс прекратил свои дерзкие проповеди, потому что его охватил страх.

— Надеюсь, — заговорил слуга, — вы не пьете в таверне «Дьявол», а тем более в «Голове короля» на углу Чансери-Лейн?

— А почему бы и нет?

Здесь Фентон совершил первую крупную ошибку, хотя ни он, ни даже Джайлс этого не заметили. Озабоченный тем, чтобы не выдать себя в мелочах, Фентон не обратил внимания на более существенный момент. Узнав от старика, что сэр Ник — член парламента и принадлежит к придворной партии, он очень обрадовался, так как именно эти политики периода Реставрации вызывали его симпатии.

Однако в тот момент Фентон не связывал эти факты с таверной «Голова короля». Холодное серое небо, казалось, давило на зловонную комнату.

— Теперь наклоните голову над тазом, — велел Джайлс, — чтобы я мог вымыть вам лицо.

Двадцать минут спустя, стоя перед большим зеркалом, Фентон недоверчиво взирал на свое отражение. Глянцевый черный парик с падающими на плечи локонами выглядел бы нелепо на голове профессора Фентона с пенсне на носу. Но когда он обрамлял широкое смуглое лицо сэра Ника с мрачными серыми глазами и узкой черточкой усов, то лишь подчеркивал его мужественные черты.

Камзол из черного бархата был довольно длинным — почти до колен — но удобным. Хотя он был свободным и не предназначенным для застегивания, с правой стороны виднелась вертикальная полоска серебряных пуговиц. Драгоценности отсутствовали, за что Фентон был искренне благодарен. Небольшой кружевной воротник нависал над жилетом из черного атласа с красными полосами; бархатные штаны и чулки также были черными. Возражения вызвала лишь одна деталь туалета.

— Послушай, ты, нахал, — заговорил Фентон. Он намеревался лишь слегка толкнуть в грудь Джайлса, чтобы тот прекратил суетиться вокруг него, но забыл о силе своих рук, в результате чего слуга отлетел в сторону и распростерся у противоположной стены.

Джайлс сел, бормоча под нос ругательства.

— Я одену все, что угодно, — взмолился Фентон, — только не эти нелепые туфли на высоких каблуках, да еще с бантами!

Джайлс пробормотал что-то нечленораздельное и щелкнул пальцами.

— На каблуках высотой в четыре дюйма, — продолжал Фентон, — я не смогу сделать и шести шагов, чтобы не упасть. Что касается лент на коленях и бантов на туфлях, я знаю, что их носят не только хлыщи и щеголи, но и достойные люди, но особой любви к ним не испытываю.

Джайлс отпустил нелестное замечание относительно роста своего хозяина.

— У меня вполне нормальный средний рост, — решительно заявил Фентон. — Джайлс, неужели у меня нет обычных кожаных туфель с низкими каблуками?

Слуга саркастически усмехнулся.

— Разумеется, — ответил он, — у вас есть старые туфли, которые вы иногда носите в доме.

— Отлично! Пойди принеси их.

Последовала длинная пауза, во время которой рыжие волосы Джайлса встали дыбом, как у домового.

— Сэр Ник не боится ни Бога, ни черта, — заговорил он. — Сэр Ник мог бы выплеснуть вино в лицо самому милорду Шафтсбери[23]. Но сэр Ник, будучи человеком а la mode[24], никогда не осмелится выйти на улицу в этих туфлях.