– Перестань называть товарища этим словом. Очень некрасиво. Павла не было ровно три дня. Ни на одном уроке. Что случилось? Вы точно у него были?

Миха рад, что Толстый не потерял способность чесать языком. Сам он не в состоянии вымолвить и слова. Пусть Изя разбирается с тупой историей про дыру. На то и дан могучий еврейский ум. Пусть сочиняет. Пусть отдувается.

– Ну он… как-бы… эээ… ему, как бы… психологически нездоровиться.

– Куккенцукер, хватит мямлить. Он болен? Справка есть от врача?

– Да не болен Сопля… извините. Да не болен Пашка. У него… ну… он переучился просто. Зубрил, зубрил, зубрил – и приехал. Дозубрился. Экзаменационная лихорадка, понимаете…

– Это не повод пропускать занятия. Ты чего-то не договариваешь. Изя Куккенцукер, я по глазам вижу. Перестань немедленно мямлить. Ещё раз спрашиваю – что с Павлом?!

Толстый пугается требовательного тона, грозного покачивания могучей груди. И начинает колоться.

– У него неврастения. Навязчивые идеи. У него, Нона Викторовна, страх перед педофилами. Ну, типа фобия такая. Клинический педофильский испуг.

– Что это значит? Куккенцукер, ну-ка смотри мне в глаза!

– Ну, он зашуган. В смысле, напуган. Говорит, дескать, в учительском туалете… ну… где ремонт… его схватил кто-то… кхм… кхм… эмм… кхм… эмм… за детородный орган. Простите, Нона Викторовна. Вот говорю как есть. Извините, пожалуйста.

Миха понимает – снова творится что-то неладное. Училка реагирует на речи Толстого странным образом. Она не возмущается. И не продолжает расспросы. Голубоглазая бестия кивает с уже знакомой улыбкой. Словно так и должно быть. Её улыбку трудно прочитать. Одобрение? Или… откровенный флирт? Нет, нет, нет! Прочь эти мысли! Прочь, пока рука снова не потянулась через стол! Не начала действовать отдельно от мозга!

Нона Викторовна смотрит на учеников поверх очков. Её голос звучит совершенно официально.

– Будем надеяться, Павел придёт в норму до конца недели. Что касается этой глупой истории – не берите в голову, ребята. Видимо, переутомление. Учительский состав Десятой Школы – педагоги с безупречной репутацией. Здесь нет и не может быть половых извращенцев. Сегодня в час дня прогуляйтесь в санузел на третьем этаже. И сами в этом убедитесь. Спасибо, что навестили Павла. Передавайте ему мой привет. И пожелание скорейшего выздоровления. А теперь – свободны! Давайте, юноши, не опаздывайте на следующий урок.

Училка встаёт. Берет журнал. Удаляется из классной комнаты, цокая каблуками и энергично качая бёдрами.

Толстый тяжело вздыхает. Сом слышит его рассеянный голос.

– Пиздец… просто пиздец. Пиздец без конца и края. Миха, ты там в штаны не спустил, дрочила? Всё, на хер пары, я домой. Господи, вот это жопа… вот это жара…

Сом оторопело молчит. Толстый кое-что пропустил мимо ушей.

Час дня. Третий этаж. Учительский санузел.

Это фигура речи?

Или… место и время?

***

Экономику прогуляли почти все девчонки.

Пары после экономики прогуляли почти все парни.

Лишь Михаил Сомов, главный лоботряс одиннадцатого-Б класса, остался в стенах родной школы. Он сидит в беседке за спортивной площадкой. Смотрит, как на экране мобильника призывно качаются ягодицы Ноны Викторовны.

Какой-то анонимус, дай бог ему здоровья, создал телеграмм-канал. Джентльменский клуб, посвященный экономической науке. Озорники из Десятой Школы закинули туда целых пять роликов. Виды со спины сняты трясущимися руками. Эти материалы не отличаются качеством и разнообразием. Миха с досадой вздыхает. Такая задница заслуживает самой лучшей камеры, самого лучшего света.

Он пытается понять, какого чёрта у всего класса едет крыша. Нет, у всей школы! Ладно, это простой вопрос. Причина очевидна. Но почему крыша едет так сильно?

Вопрос второй и главный – что означают недавно сказанные слова?

Место и время?

Время и место?

Миха смотрит на часы каждые пять секунд. Толстый не придал значения напутствию Ноны Викторовны. И свалил домой. Миха чувствует нужду перетереть с другом, открыть свои мысли. Но он знает, что услышит. В воображении звучит ехидный голос со стереотипным еврейским акцентом – «Обсуди это с Пашей Соплей. А потом сочините гимн для союза тупых пиздюков! Бред! Бред! Бред! Тупые фантазии заразны! Чувак, ты официально упорот!!!».

Он мысленно посылает Толстого на хер. В конце концов, это займёт пять минут. Разве проблема – почувствовать себя дураком второй раз за день?

***

Миха проверяет сигнал и зарядку на телефоне. Если техничка или какой-то шутник закроют дверь в санузел – он позвонит сторожу, директору школы, в пожарку, в милицию, в газовую службу, в роскосмос – куда угодно. Он не собирается торчать здесь часами. Тупые, бесконечно тупые опасения.

Он заходит в дверь с силуэтом в шляпе. Часы на мобильнике показывают ровно час. Пунктуальность – качество настоящего джентльмена.

Сом достаёт зажигалку. Вытаскивает из пачки сигарету. Замечает мерцание датчика пожарной сигнализации. Недовольно хмыкает. Шагает вдоль пластиковых дверей. Толкает ручку.

Пусто.

Пусто.

И здесь пусто.

Нона Викторовна не соврала. Действительно, никаких извращенцев. Миха шутит в уме, улыбается, и идёт на выход. Остаётся кабинка с пятном штукатурки на стене. Дверца со скрипом открывается. Миха вздрагивает. И роняет сигарету.

В стене зияет дыра.

Дыра из мутных эскапад Паши Сопли. Слишком узкая, чтобы просунуть голову. Кто-то здесь недавно побывал. Кто-то расковырял штукатурку и гипсокартон. Мало того – прямо над дырой появился неприличный рисунок. Мужской половой хер, нарисованный быстрым росчерком мела. Точно такой, как малолетняя шпана рисует в учебниках и на партах.

Под рисунком стрелка.

Стрелка указывает на дыру.

Сом пятится, думая, что дверь вот-вот защёлкнется! Прыгает к выходу, хватает ручку – и оказывается в коридоре! Его сердце бьется, на лбу выступает пот. В следующую секунду он уже материться на чём свет стоит. Дожили: Михаил Сомов пугается наскальных рисунков. Он оглядывается, и заходит обратно. Закрывается изнутри на защёлку. И снова оказывается перед дырой. Миха глупо себя чувствует. Но вместе с этим – он ощущает странное, ненормальное возбуждение.

Он наклоняется, осторожно заглядывает. На той стороне темно. Затем собирается с духом. Осторожно стучит по гипсокартону.

– Бонжур? Там кто-нибудь есть?

Разумеется, он не получает ответа.

Но в следующую секунду – раздаётся такой же тихий стук!!!

У Михи останавливается сердце. И снова начинает биться, со скоростью миллион ударов в минуту. Кровь моментально приливает к лицу. Он наконец-то понимает, что здесь происходит! Он читал о таком в упоротой хентайной манге! Читал сотни раз!