Мы медленно идем на вокзал. Вокруг нас непрестанное движение, внезапно вторгшееся в этот город. Я расстилаю на платформе шинель, кладу под голову мешок и засыпаю. Проснувшись, вижу, что наступил день. Мимо с грохотом проезжает поезд с платформами, на которых установлены зенитные артиллерии, следующими во Франкфурт-на-Одере. Перекусив, прогуливаюсь вместе со Штрошном по платформе. У колючей проволоки стоят две симпатичных девушки. Мы понимаем друг друга с первого взгляда. Две сестры, блондинки с голубыми глазами, подзывают нас. Скоро мы, прогуливаясь рядом с ними, самозабвенно болтаем. До отправления поезда остается три часа.

Девушки живут возле вокзала. Одной — семнадцать лет, второй — восемнадцать. Их зовут Илона и Гизела.

Мы останавливаемся возле их дома, и девушки предлагают нам зайти и выпить стакан вина. В столовой висят фотографии их родителей. Отец — полковник военно-воздушных сил, в гражданской жизни — профессор философии. Мать отправилась в Берлин и вернется лишь поздно вечером.

Мы протягиваем вино. Илона идет в соседнюю комнату, и Штрошн следует за ней, плотно закрыв за собой дверь.

Я остаюсь с Гизелой наедине. Полосы солнечного света ложатся на стол. Я смотрю на нее, она смотрит на меня. Ее глаза сияют прозрачной синевой горного озера. Беру Гизелу за руку, и она не отдергивает ее. Грудь ее вздымается, она доверчиво прижимается лицом к моему плечу и закрывает глаза.

Когда мы пробуждаемся от эйфории, уже почти семь часов. Гизела лежит подле меня и улыбается. На ее щеках играют ямочки, взгляд становится лукавым.

В семь в комнату тихо стучат, и этот звук возвращает нас к выполнению долга. Мы еще раз глядим в глаза друг другу. Я пытаюсь запечатлеть в памяти ее образ — синие глаза, золотистые волосы, изящные крылья носа и красивый изгиб губ. Хочу вспоминать ее в самые мрачные мгновения и снова пережить эти счастливые воспоминания.

Мы вместе выходим из дома и возвращаемся на вокзал. Унтер-офицер сопровождения приказывает нам больше не уходить со станции, поэтому мы прощаемся с девушками у забора. Медленно подходит наш поезд. Мы оставляем в вагоне свои вещи и снова выходим. Нам кажется, что время идет слишком быстро.

На соседнюю платформу прибывает поезд из Франкфурта. Из вагонов выходят мужчины и женщины с рюкзаками и тележками, набитыми картофелем. В результате загородной поездки матери раздобыли еду для голодных детей, а домохозяйки — для трудолюбивых, измученных работой мужей. Внезапно подходят железнодорожные полицейские и конфискуют картофель у нескольких женщин, шумно выражающих свое недовольство. Те, у кого есть картофель, тут же бросаются врассыпную. Солдаты в форме войск СС перекрывают выходы, не давая людям сбежать и сдерживая толпу. Это совсем еще мальчишки, которые вполне могут быть сыновьями этих матерей; дети, действующие, как марионетки, готовые по приказу убить даже собственных родителей.

Гизела крепко прижимается ко мне, ее глаза наполняются слезами.

— Подобное происходит каждый день, — говорит она. — На прошлой неделе застрелили женщину, которая посмела не отдать им картофель. Теперь ее двоих детей передадут полиции.

Глядя на все это, мы в бессильном гневе сжимаем кулаки.

Внезапно происходит нечто невероятное. Мучимые позором происходящего мужчины, отцы семейств, прорываются через заградительный кордон. Внезапно вмешиваются сидящие в нашем поезде солдаты, ждущие отправки на фронт. Они встают стеной между гражданскими и эсэсовцами. Конфискованные вещи солдаты спокойно изымают у парней из СС и возвращают людям. Оружие они держат наготове и не прочь его применить. Мы провожаем людей на поезд и ждем, когда он исчезнет за горизонтом. Только после этого медленно идем назад к нашему поезду, думая о людях, которые возвращаются в столицу с едой для детей и мужей.

Время до отправления еще есть. Мы стоим у окна, разговаривая с Илоной и Гизелой. Прицепляют паровоз, и мы наконец трогаемся. Начальник станции дает сигнал. Теплое рукопожатие, последний взгляд, и мы медленно покидаем станцию. Два светлых пятна — фигурки девушек — остаются на платформе и вскоре тают вдали.

Краткий романтический сон уносится в прошлое, и в права вступает унылая действительность. В ясном небе над лесами и полями появляются первые звезды. Мы незаметно въезжаем в окрестности Лебуса с его лугами и тучными пастбищами, останавливаясь на каждой небольшой станции, где шумно сходят и заходят солдаты.

В нашем купе тихо. Иногда призрачно вспыхивает огонек сигареты. Из соседнего купе раздается храп спящих.

Вдали видны посадочные огни аэродрома,[26]и время от времени небо на востоке освещается сигнальными ракетами. Мы приближаемся к линии фронта.

Внезапно поезд останавливается в открытом поле.

Охрана поезда проходит по вагонам, предупреждая об опасности бомбежки. Паровоз спускает пары, и дальше поезд идет очень медленно. Все спят. Вдалеке грохочет фронт.

Мы просыпаемся от толчка. Все на выход! Хмельные ото сна, мы, спотыкаясь, выходим в холодную ночь. Мне холодно. Небеса прозрачны, ночь темная и звездная. Унтер-офицер сопровождения где-то рядом производит перекличку. Наконец, все еще полусонный, нахожу свою группу. В свете факела на указателе видно название станции — «Фалькенхаген».

Строем отправляемся в путь. К счастью, мы в полном составе. Пока на перекрестке мы ждем сопровождающего унтер-офицера, который пошел доложить о нашем прибытии коменданту деревни, по деревенским улицам грохочут колеса прицепов с пушками и колонны поддержки. Нас сгоняют с дороги мотоциклисты связи с затуманенными фарами. Сквозь защитную оболочку облаков прорывается луна, и в ее слабом свете мы видим спящую деревню.

Возвращается унтер-офицер. Комендант деревни приказал, чтобы мы прибыли на позиции под покровом темноты. Мы снова отправляемся в путь. В полночь начинается наш марш на фронт.

Воскресенье, 8 апреля 1945 года

Мы покидаем деревню и отправляемся на север. Кое-где за окнами мелькает свет — здесь размещены на постой солдаты. Изредка в окне показывается чье-то заспанное лицо, и проснувшийся усталым взглядом провожает нашу колонну.

Мои плечи оттягивает тяжелый ранец, холодный ветер неприятно сечет лицо. Дорога, ведущая к линии фронта, запружена гужевым транспортом. Из темноты появляются неосвещенные повозки и катят дальше, грохоча колесами. Возницы небрежно нахлестывают изможденных лошадей.[27]Время от времени где-то впереди появляется затемненный призрачный свет автомобильных фар.