Эти эмоциональные особенности формируются в младенчестве во взаимодействии с самыми первыми партнерами, обычно нашими родителями, и могут быть оценены уже в возрасте 1 года. Кроме того, родители сами являются частью социальных систем, и эти внешние социальные силы также могут сыграть свою роль в формировании искаженных образцов эмоциональной регуляции. Когда общество сфокусировано на создании своих производящих мощностей, как это было в XIX веке, некоторая часть младенцев должна пройти социализацию в условиях формирования личностей с высоким уровнем самоконтроля и отрицания чувств. Фрейдизм, возможно, был попыткой пересмотреть наиболее неумеренные тенденции этого процесса, тем не менее настаивая на важности самоконтроля. В противном случае, когда экономике требуются потребители, обуреваемые желаниями, социальное давление может быть направлено на большее снисхождение к детям в процессе социализации, на снижение родительских требований и ожиданий от ребенка. Эти социальные позывы, тем не менее, не могут быть строго регламентированы, поэтому можно сказать, что разные течения сосуществуют во все эпохи.

ЧУВСТВА КАК СИГНАЛЫ

Эмоциональная регуляция в принципе не относится к теме контроля или его нехватки. Она о том, как использовать чувства в качестве сигналов, информирующих о необходимости действия, в частности необходимых для того, чтобы поддержать взаимоотношения. Беспокойство ребенка, возникающее, когда мать выходит из комнаты, требуется для того, чтобы помочь матери и ребенку находиться поблизости друг от друга, что способствует выживанию младенца. Улыбки и счастливые моменты служат той же цели. Гнев свидетельствует о том, что есть какое-то серьезное неблагополучие, требующее срочного внимания. Когда люди обращают внимание на такие сигналы, они в большей степени склонны корректировать свое поведение в соответствии со своими нуждами и нуждами других. Как и более простые физиологические сигналы — жажды, голода или усталости, — они мотивируют к действию, необходимому для поддержания организма в оптимальном состоянии. Если игнорировать голод, то можно от него умереть. Если игнорировать свой гнев, то твое социальное положение может ухудшиться и снизятся шансы на его восстановление. Но при этом если выражать свой гнев, не обращая внимания на то, как это выражение влияет на окружающих, не замечать их сигналы и не прилагать усилия для урегулирования ситуации, то социальная система теряет равновесие и происходит прорыв социально неодобряемого поведения.

Внимание к чувствам является жизненно необходимым. Если они воспринимаются как опасные враги, единственная возможность управления состоит в оказании социального давления и устрашении. В противном случае, если каждый импульс будет поощряться, отношения с другими станут только средством для выхода собственных эмоций. Но в случае, если к чувствам относиться как к вызывающим уважение ориентирам, возникает другая культура, в которой чувства других так же важны, как и свои, а каждый член общества получает мотив для отклика. Совершенно другое отношение возникает к гневу и агрессии в случае, если считается, что они могут быть управляемыми, когда люди, их испытывающие и выражающие, могут быть услышаны и поняты. Они могут использоваться для поддержания взаимоотношений. Эмоционально защищенный, устойчивый человек несет в себе базовую уверенность в том, что он будет услышан, и это облегчает ему задачу внутреннего контроля. Эта уверенность в других позволяет ему подождать и подумать вместо того, чтобы действовать импульсивно. Но если агрессия и гнев табуированы, личность попадает в условия, когда напряжение не получает никаких возможностей для выхода, принуждая опираться только на боязнь реакции других, чтобы не взорваться. Это сомнительная стратегия, которая может оказаться неудачной, приводя время от времени к неуправляемому поведению и разрушению взаимоотношений.

Будучи социальными существами, нам необходимо отслеживать состояния других людей в той же степени, что и наши собственные состояния, для того чтобы поддержать те отношения, от которых мы зависим. Младенцы делают это с самого начала своей жизни — замечая выражения лиц, тон голоса, — они крайне бдительны и чутки по отношению к другим людям, это свойственно даже новорожденным. Если вы понаблюдаете за младенцем и его родителем, то увидите импровизированный танец, своеобразный диалог, когда они по очереди высовывают языки или произносят звуки. Позже дети, обретая самостоятельность и мобильность, постоянно обращаются к родителям, отслеживая выражение их лиц с целью найти нужный сигнал: стоит ли потрогать собаку, которая только что вошла в комнату? Или улыбнуться незнакомцу? Фигура человека, к которому ребенок сформировал привязанность, становится отправной точкой, источником социального знания.

Эмоциональная жизнь в большей степени состоит из координирования наших действий с действиями других через внимание к настроениям друг друга и построение предположений о том, что люди будут говорить и как будут действовать. Когда мы обращаем пристальное внимание на кого-то, у нас с ним активируются одни и те же нейроны в мозге; дети, которые наблюдают счастливых людей, демонстрировали увеличивающуюся мозговую активность в левой фронтальной зоне мозга; те же, кто пребывал в атмосфере печали, — в правой (Цевидсон и Фокс, 1982). Этот механизм позволяет нам в определенной степени разделять состояние друг друга. Мы можем откликаться на чувства друг друга. Еще это запускает механизмы постоянного взаимного влияния, все время передающегося от одного человека к другому. Беатрис Биб, будучи исследователем в области младенчества и психотерапевтом, описала это так: «Ты раскрываешься, и я изменяю тебя в то время, как я раскрываюсь, и ты изменяешь меня» (Биб, 2002). В следующей главе я подробно опишу то, как сам мозг оказывается объектом этих влияний.

Форма возникает в успешном взаимодействии.

Сюзан Ояма

ПЕРВИЧНЫЙ МОЗГ

Прекрасное весеннее утро. Мой кот развалился на каменной скамейке на солнце после завтрака, потягиваясь с явным удовольствием. Это картина того, как прекрасно просто жить, момент, когда осознания факта существования и чувственного удовольствия от солнца, воздуха и полного желудка вполне достаточно. Но если большая собака вдруг появится неподалеку, кот будет защищать свое «благополучие», спрыгнув со скамейки и спрятавшись, или, если собака вдруг заденет его, выгнет спину и зашипит, подняв шерсть на загривке, чтобы отпугнуть собаку. Аналогично, если муки голода заставят его искать пропитание, он будет стремиться восстановить свое «благополучие», поймав мышку или полевку. У него может не быть сложного самосознания или средств вербальной коммуникации, но у него есть целый спектр базовых чувств и реакций, которые управляют его поведением и обеспечивают его выживание.

Этот тот уровень, с которого начинают и человеческие существа. У нас одинаковое с другими млекопитающими устройство той части мозга, которое ответственно за выживание. У новорожденного есть базовая версия этой системы: функционирующая нервная система, обеспечивающая дыхание, зрительная система, позволяющая отслеживать перемещения вокруг него и видеть лица, если они достаточно близко, начальное примитивное сознание, которое концентрируется в стволе головного мозга и позволяет реагировать на ощущения и оценивать их с точки зрения выживания. У младенца есть также несколько базовых рефлексов, таких как поисковый, позволяющий найти грудь, сосательный для того, чтобы питаться молоком, способность гневно или печально плакать для привлечения материнского внимания и защитное замирание в случае опасности. Как писал Джаак Панксеп (1998), «эмоциональные системы, обнаруженные у животных, вполне соответствуют тому, что рассматривается как базовая эмоциональная система человека». Но есть и то, что отличает новорожденных людей от других новорожденных млекопитающих. Это их способность реагировать на взаимоотношения с другими людьми. Люди являются наиболее социальными из всех животных, и с самого рождения можно наблюдать эти отличия от других животных — в том, как младенец имитирует мимику своего родителя, и в том, как следит взглядом за лицами других людей.