И, может быть, умереть.

После тихой уединенной жизни, к которой Хартли привык за последние месяцы, оказаться вдруг среди воющей, свистящей, топающей толпы было все равно что попасть прямиком в ад. До ранения он чувствовал себя в подобной обстановке абсолютно комфортно. Ему нравился этот шум, бурлящая вокруг энергия, и когда он был не на службе, то, как и окружающие, ублажал себя во время матча холодным пивком и щедро сыпал проклятия в адрес борцов на арене.

И всегда рядом с ним была Дженнифер. Жена, которую он обожал. Нет, боготворил. Приятели частенько подтрунивали над Хартли и даже называли «бычком на веревочке», когда он раньше всех выбывал из карточной игры или первым отрывался от стойки. Но Хартли их прощал, так как был уверен, что они ему просто завидуют. Завидуют тому, что он, Хартли Лоусон, самый счастливый парень на планете. Успешная карьера, потрясающе сексуальная жена, уютный дом… Что еще надо?

Но теперь, оглядываясь назад, Хартли спрашивал себя: а существовал ли в истории человечества еще один дурак, подобный ему?

И вот год спустя он сидит в толпе перед началом матча, мечтая о том, чтобы гнетущее чувство, снедавшее его долгие месяцы, наконец ушло, провалилось к чертям собачьим. Оно жило в Хартли так долго, что стало частью его, как рука или нога. С того дня, как его подстрелили, он носил его в себе, как невидимую рану. Иногда, особенно по ночам, ему приходили в голову сумасшедшие мысли: интересно, если эта грызущая боль пройдет, не потеряет ли он окончательно волю к жизни? На что он сможет тогда опереться?

Лечащий врач уверял Хартли, что такие ощущения — явление вполне естественное после сильных травм. «Посттравматический синдром» — так он это называл. Для Хартли эти два слова звучали почти как приговор, потому что, казалось ему, свидетельствовали о его чрезмерной уязвимости. А уж он-то таким не был, по крайней мере, до того, как наркодилер подстрелил его. Но тогда, уже падая, он встретился глазами с Дженнифер, и ему открылась правда.

Она не любила его.

Небо рухнуло на землю, когда Хартли понял это. Понял, что для Дженнифер существовало нечто, что она любила больше всего на свете. Больше, чем семью. Больше, чем свое здоровье. Больше, чем его, Хартли.

Он вытащил изо рта зубочистку и швырнул ее на цементный пол, так, словно хотел вырвать воспоминания из своей головы и отшвырнуть их прочь. Никогда ни одной женщине он больше не станет доверять. Женитьба, семья — это для других, не для него.

Толпа взревела. Боксер уверенно шагал к рингу, вокруг головы — полотенце, этакий шейх с задворок. Его сопровождала небольшая группа, утверждающая свое стремление к славе задорной надписью на бейсболках: «Мы — сила». Когда боксер ловко поднырнул под ограждение ринга, над толпой пронесся ураганный гул. Затем появился противник. Его группа поддержки была в футболках с надписью «Лучшие!». Под гром аплодисментов боксер прошагал в противоположный угол ринга. Женщина, сидящая перед Хартли, вскочила и что есть мочи завизжала:

— Убей его, Бобби!

Этот крик послужил сигналом к битве. Поднялась невообразимая какофония, словно кто-то приподнял крышку с хранилища самых примитивных инстинктов толпы. Примитивные инстинкты самого Хартли взыграли в полную силу, когда через разделительные канаты шагнула длинноногая блондинка, которую он только что видел обнаженной. Когда она наклонилась, он уловил промельк темной расщелинки между пышными холмиками и неожиданно ощутил сухость во рту. Он знал — под черными лоскутками так называемого верха бикини скрываются розовые ягоды сосков.

Она выпрямилась. И со своего места в четвертом ряду Хартли уловил золотистые искорки в ее глазах. А может быть, это была всего лишь игра его воображения. Может быть, ему просто хотелось получше рассмотреть эти медвяные глаза, хотелось что-нибудь узнать об этой красотке. Хартли заметил: на миг ее руки сжались в кулаки. Неужели нервничает? Ринг-девушки, как их здесь называли, привыкли выставлять себя напоказ сотням человеческих глаз. Но она определенно нервничала, как и в раздевалке, когда пыталась спрятаться за маленькой дощечкой.

Эту самую дощечку кто-то и подал ей сейчас. На какое-то мгновение она замерла и обвела взглядом галдящих зрителей, словно оценивая их. Тоже не типично для ринг-девушек. Эти длинноногие красотки просто поднимались на ринг и делали свою работу, не пытаясь выяснить, кто здесь им друг, а кто враг. И еще эта улыбка на ярких губах. Она была искренней, настоящей. Улыбалось, черт побери, все ее лицо, выдавая внутреннюю мягкость, что поразило Хартли так, будто он неожиданно получил хук в челюсть.

Девушка подняла дощечку с номером высоко над головой и принялась расхаживать по рингу, плавно взмахивая деревяшкой с цифрой, словно учила зрителей считать. Скованная вначале походка перешла в длинный размеренный шаг, отчего сердце Хартли забилось совсем в другом ритме. Возможно, вначале девушка и нервничала, но теперь вполне справилась с собой. Хартли не верил своим глазам. Эта красотка со щитком в руках расхаживала по периметру ринга так, что цифра «1» казалась ему теперь самой сексуальнейшей цифрой на свете.

Сделав глубокий вдох, Хартли выдохнул и потянулся за очередной зубочисткой. Черт, закончились. А ему непременно нужно было чем-нибудь отвлечь себя. Он стал быстро тереть ладони друг о друга, чтобы сбросить нервную энергию, — один из побочных эффектов посттравматического синдрома. Дома он занял бы себя какой-нибудь физической работой, но сейчас приходится торчать тут, поэтому он положил руки на колени и приказал себе: сконцентрируйся на деле!

Хартли стал смотреть на ее волосы. Отметил, как отражается свет от золотистой гривы. Совершенно очевидно, что это не натуральный цвет. Вот и появился у нас с Рыжухой маленький общий секрет, с улыбкой подумал он. Леди оказалась смекалистой.

Если он загонит ее в угол, она тут же что-нибудь сочинит, с такой же ловкостью, с какой изменила цвет волос. А ему еще никогда не приходилось сражаться с теми, кто умел пользоваться бикини с большей сноровкой, чем он пистолетом.

Девушка выскользнула с ринга, красиво повернулась на своих убийственных каблуках и плавно стала расхаживать вдоль каната.

Их взгляды встретились.

И сразу все вокруг Хартли отступило, превратилось в размытый задник, в некую неопределенность. Единственной реальностью были лишь он и эта «блондинка». Рев и крики толпы воспринимались теперь Хартли только как фон, оттеняющий медленные, тяжелые удары его сердца.

Как животное, на расстоянии чувствующее врага, девушка посмотрела на Хартли настороженным взглядом. Настороженным и… испуганным.

Эта искусственная блондинка совершенно сбивала Хартли с толку. Сначала она не источала никакой сексуальности, зато мило улыбалась. Теперь она пронзала до мозга костей исходящим от нее жаром, но казалась испуганной. Хартли задержал немало преступников и по малейшему изменению их мимики всегда мог определить, о чем они думают и что замышляют. Но язык тела этой девицы расшифровке не поддавался. Как будто два плюс два не всегда четыре.