– Всё в порядке, – постаралась успокоить встревоженного студента Мария, входя в лабораторию. – Может быть, ты сходишь за Танго? Это всегда помогает.

– Будет сделано! – с облегчением ответил Руссо, спеша к соседней двери.

Крэндолл подошла к большому окну с защитным стеклом толщиной три дюйма. За окном находилось помещение, заваленное здоровенными кубами всех цветов радуги, на которых были нарисованы буквы алфавита. Они были похожи на обыкновенные детские кубики, но каждый имел целый фут в длину и высоту и был сделан из толстой прочной пластмассы. У дальней стены стояла белая доска с набором цветных маркеров, а единственной мебелью в помещении были широкий стол и несколько стульев.

Это был класс, в котором занимался необычный ученик.

Сейчас этот ученик расхаживал на четвереньках перед окном, время от времени размахивая правой рукой, словно разговаривая сам с собой. Не вызывало сомнений, что он был чем-то возбужден.

– Баако! – окликнула его Мария, прижимая ладонь к стеклу. – Всё в порядке, я здесь!

Издав приветственное гуканье, Баако направился к ней.

Подойдя к двери, Крэндолл отперла ее электронным ключом и шагнула в расположенную за ней маленькую клетку. Открыв дверцу клетки, она прошла в класс, присоединяясь к своему ученику.

Выпрямившись, Баако поспешил к ней. Подойдя к женщине, он обхватил ее за талию своей теплой волосатой рукой и прижался массивным лбом к ее груди, несомненно, ожидая, чтобы его утешили.

Мария уселась на пол, знаком предложив своему подопечному последовать ее примеру. При этом она внимательно наблюдала за ним, читая язык его движений.

Баако был трехлетним самцом западной равнинной гориллы. Он был еще совсем молод и при росте четыре фута весил сто пятьдесят фунтов. Обладая большой физической силой, Баако оставался нескладным. Он опустился на пол рядом с Марией, и его большие глаза цвета темной карамели уставились на нее, полные тревоги. Губы его растянулись, обнажая кончики белых зубов.

Воспитывавшая Баако с рождения, Крэндолл знала о нем все – от поведения до мельчайших тонкостей психологии. Раз в квартал обезьяна проходила полное медицинское обследование. При этом измерялись размеры ее растущего тела, но основное внимание уделялось анатомии черепной коробки и строению головного мозга.

Прижимая гориллу к себе, Мария провела пальцами по стреловидному шву, проходящему посередине ее черепной коробки. Даже нижнечелюстная и верхнечелюстная кости ее питомца были выражены не так сильно, в результате чего лицо у него получилось более плоским, чем это обычно было свойственно приматам.

– Итак, мой мальчик, что у тебя случилось? – спросила девушка.

Баако сжал кулаки, а затем растопырил пальцы и провел ими по своей груди.

«Страшно».

Отвечая и голосом, и жестом, Мария повторила движения обезьяны, закончив тем, что вытянула раскрытые руки вперед, ладонями вверх, и слегка пожала плечами:

– Чего ты испугался?

Горилла ткнула себя большим пальцем в подбородок, оттопырив остальные пальцы.

«Мама».

Крэндолл знала, что горилла считает ее матерью, и это во многих отношениях соответствовало истине. Хотя жизнь Баако дала не Мария, она усыновила его и вырастила как родного ребенка. Кроме того, даже с биологической точки зрения Баако формально принадлежал ей. Он не был обыкновенной гориллой. Его уникальный геном был подправлен в лаборатории, а уже потом получившегося искусственного зародыша выносила суррогатная мать, самка гориллы.

– У меня все хорошо, – заверила девушка Баако, подчеркнув свои слова крепким объятием. – Можешь сам в этом убедиться.

Высвободившись, Баако покачал головой.

Он снова изобразил знак, означающий мать, после чего обхватил подбородок правой рукой и резко опустил его на левую, сжатую в кулак с оттопыренным большим пальцем, указывающим на Марию.

«Мама-сестра».

Крэндолл кивнула, начиная понимать, что он хочет сказать.

«Баако тревожится за Лену».

У обезьяны было две матери: Мария и ее сестра. Он относился к ним абсолютно одинаково. Первое время сестры считали, что Баако их путает, поскольку они, как и положено однояйцовым близнецам, были очень похожими внешне. Однако вскоре стало очевидно, что он без труда различает девушек, в отличие от их коллег по работе.

Горилла повторила первый знак, снова и снова:

«Страшно, страшно, страшно…»

– Не надо волноваться, Баако! Мы же с тобой обо всем говорили. Сейчас Лены здесь нет, но она обязательно вернется. С нею все в порядке, – попыталась уверить его приемная мать.

Она подкрепила свои слова знаком: «ОК».

И снова Баако покачал головой и показал жестом, что ему страшно.

Тогда Мария вернулась к своему первому вопросу, выразительно жестикулируя, чтобы вытянуть из обезьяны причину ее тревоги:

– Чего ты испугался?

06 часов 30 минут

Он тяжело опускается на зад и пристально смотрит на свои раскрытые ладони. Он сжимает и разжимает пальцы, пытаясь придумать, как выразиться так, чтобы его поняли. Наконец, он прижимает пальцы ко лбу, а затем разворачивает ладонь к матери.

«Не знаю».

Потом он проводит левой рукой по груди и дважды тычет большим пальцем правой себя в лицо, ударяя по запястью левой рукой.

«Опасность».

Мать хмурится, после чего обводит взглядом комнату и останавливается на куче одеял на кровати. Она прикасается ко лбу указательным пальцем, затем поднимает его и, согнув дважды, начинает говорить:

– Баако, тебе это просто приснилось.

Он шумно вздыхает.

– Баако, ты уже знаешь про сны. Мы с тобою об этом говорили, – убеждает его мать.

Он качает головой, а затем повторяет ее жест.

«Не сон».

06 часов 40 минут

В выражении лица Баако Мария прочитала уверенность. Определенно, обезьяна не сомневалась в том, что Лена в опасности. И внезапно она вспомнила, какую необъяснимую тревогу ощутила сама, когда проснулась на кушетке.

А у меня какие причины для беспокойства?

Мария не раз читала о том, что между близнецами может устанавливаться особая связь. Бывали случаи, когда они с сестрой чувствовали друг друга, даже разделенные большим расстоянием. Точно так же и у животных иногда развивается похожая сверхъестественная способность: например, собаки подходят к двери за несколько минут до неожиданного возвращения хозяина. Однако Мария, как ученый, придавала подобным утверждениям мало значения, предпочитая эмпирические данные неподтвержденным рассказам.