Василиса вздрогнула, присела на краешек стула и сложила руки в перчатках на коленях. «Прямо пенсионерка Института благородных девиц, – подумала Елена Петровна. – В смысле – институтка пансиона», – поправила она себя и вслух хохотнула. Госпожа Берн недоуменно подняла брови.

– Извиняюсь, – гаркнула Зотова. – Это у меня нервное.

– Понимаю… Чем могу быть полезна? – спросила госпожа Берн грудным голосом.

– Шубку можете снять, а то запаритесь, – предложила Зотова. Госпожа Берн не шелохнулась, некоторое время внимательно разглядывала Зотову и сказала задумчиво:

– Странно, я вас иначе себе представляла.

– Это к делу не относится, – резко сказала Елена Петровна. – Я вызвала вас не на смотрины, а на допрос. Дело об убийстве Вероники Колесниченко передано мне в производство, и вам придется ответить на все мои вопросы.

– Послушайте, почему вы так со мной разговариваете?

– Как так? – изобразила на лице невинность Елена Петровна.

– Я сейчас заплачу, честное слово, – потерянно сказала Берн, щелкнула замком лаковой сумочки и достала шелковый кружевной платок. Глаза ее в самом деле наполнились слезами, она аккуратно промокнула их платком и с вызовом посмотрела на следователя: – У меня такое чувство, будто вы меня в смерти Вероники подо-зреваете.

– А что, у меня могут быть основания вас подозревать?

– Нет.

– В таком случае почему вы так нервничаете?

– Я не привыкла, чтобы со мной общались в подобном тоне! – Василиса поднялась. – Извольте проявлять уважение, или я буду жаловаться на вас в Следственный комитет.

– Ну да, у вас туда дорожка уже протоптана.

– В каком смысле? – искренне удивилась госпожа Берн.

– Ой, вот только не надо из себя строить святую невинность. Думаете, я не понимаю, с чьей подачи дело об убийстве вашей подопечной передано в Главное следственное управление? Думаете, нам тут заняться больше нечем, кроме как расследовать убийства заурядных балерин? – Зотову понесло. Она сама понимала, что ведет себя дико, но остановиться не могла. Лицо примы приобрело свекольный цвет.

– Вероника не заурядная! – выкрикнула она, осеклась, села на стул и потерла виски. – Погодите! Я ничего не понимаю. О чем вы говорите? Никуда я не ходила, ни в какой Следственный комитет. Но я искренне обрадовалась, когда узнала, что дело передано вам. Прежде я слышала о ваших уникальных способностях.

Глаза Зотовой налились кровью. Варламов, выходит, имел наглость обсуждать ее со своей новой пассией. Какая сволочь!

– Ладно! – хлопнула по столу Зотова. – Давайте перейдем к делу. У меня к вам несколько вопросов. Вы Веронику знали лучше, чем родная мать, она ведь с детства в вашей школе обучалась. У вас есть подозрения, кто мог совершить это преступление?

– Нет. Вернее, есть, но не конкретные. Дело в том, что Веронику все ненавидели, все девочки. Завидовали, что я выделяла ее изо всех и активно способствовала продвижению в большой балет.

– Серьезные конфликты у Колесниченко были с кем-нибудь?

– Конечно, были! Я же сказала: Веронику все ненавидели. Это творческая среда. У всех высокие амбиции. Чужой успех порой воспринимается очень болезненно. Характер у Вероники был тоже не сахарный. Она любила демонстрировать свое превосходство. Я ее ругала за это, советовала быть скромнее, проявлять лояльность к другим, не ввязываться в конфликты. Вероника на какое-то время затихала, а потом снова нарывалась на неприятности. Вы только не подумайте ничего, Вероничка не была злой. Высокомерие было ее маской. Просто обстоятельства загнали ее в угол, она предпочла надеть броню.

Елена Петровна поправила свою броню и задала следующий вопрос:

– Роман у Вероники с кем-нибудь был?

– Исключено! – резко сказала мадам Берн. – Я не одобряю подобное времяпрепровождение. Разговор короткий: не нравится – дверь открыта, никто не держит.

– Против природы не попрешь, как говорится, – заметила Зотова.

– Не сочтите меня за стерву, но иначе никак. Девочки круглосуточно живут в школе. Домой только на каникулы отправляются. Я несу за них полную ответственность перед родителями, которые платят мне немалые деньги за пансион и обучение. Прежде я более лояльно относилась к данному вопросу, позволяла ученицам некоторые вольности. В результате одна забеременела. Причем все открылось, когда делать аборт было поздно. В итоге она себе карьеру испортила и мне репутацию подорвала. А могла бы стать прекрасной балериной! Девочка была очень талантливой. Впрочем, это к делу не относится. Вернее, относится. Вы же спрашивали о возможности романов. После этого инцидента я ввела жесткий контроль. За романы – мгновенное отчисление. Хочешь стать балериной – работай. Хочешь романы крутить и детей рожать – дверь открыта. Никто не держит.

– Вы же не можете контролировать всех девушек круглосуточно!

– Почему же? Сама я, конечно, этим не занимаюсь. Для этого я наняла специалиста.

– Как интересно!

– Не понимаю, почему вы иронизируете! Да, за порядок у меня отвечает специально обученный персонал. Если вам необходимы подробности, обратитесь к нашему коменданту. Его зовут Яков Сергеевич Бурмистров. Он вам подробно расскажет, как у нас осуществляется контроль. Насчет конфликтных ситуаций Бурмистров тоже вас просветит лучше меня, он в курсе всех внутренних перипетий. Гениальный человек! С ним я как за каменной стеной. Думаю, вы легко найдете общий язык. Яков Сергеевич из ваших – подполковник в отставке. Собственно, именно Бурмистров мне рассказал о вас, когда я сообщила ему, кто ведет дело об убийстве нашей Вероники. Хвалил безмерно и радовался, что именно вы. Сказал, раз дело ведет Зотова, преступника обязательно найдут. Я очень на вас надеюсь. Жалко Веронику, такая ужасная смерть! Колесниченко до настоящего успеха остался всего один шаг… И это такая чудовищная несправедливость, что она погибла именно сейчас! – Василиса приложила платочек к губам и помолчала какое-то время. – Я пойду? А то у меня сегодня встреча очень важная. Если опоздаю, меня тоже убьют!

– Последний вопрос, Василиса Андреевна. Вы не замечали в поведении своей воспитанницы ничего странного в последнее время? Может быть, она вела себя необычно?

– Нет, не замечала. Ничего не замечала… – подавленно сказала Василиса. – Я корю себя за это постоянно. Возможно, я проглядела что-то важное. У меня возникли некоторые проблемы с дочерью, которыми я была полностью поглощена. Впрочем… Вероника пыталась дозвониться до меня перед отъездом. Я была на важной встрече и телефон отключила. Потом включила, увидела пропущенные звонки от нее, перезвонила – никто не ответил.

– Телефон был заблокирован?

– Нет, просто не отвечал. Было примерно четверть восьмого. Поезд отправлялся в семь вечера. Я подумала: наверное, Вероника звонка не слышит из-за стука колес. Через пару минут мне пришло сообщение. Вероника писала, что села на поезд и уже в пути. Странно это было.