Не так давно я читала лекцию в Центре активного досуга для людей, страдающих различными формами психических нарушений. Беседа с людьми, которые сами страдают какими-то психическими нарушениями, иногда представляет собой увлекательную, занимательную или интересную задачу, но в то же время я порой перед ними робею, а иногда чувствую себя немного беспомощной, когда мне приходится иметь дело с людьми, чья жизнь проходит в постоянной борьбе с огромными трудностями. Разумеется, раз на раз не приходится, и мои ощущения могут быть очень разными, но эта лекция давалась мне особенно тяжело. В тот раз мне попалась очень неоднородная группа, и я, как ни старалась, отдавала себя отчет в том, что моя лекция не может быть одинаково интересна и полезна для всех присутствующих. Все, что я говорила, не имело для них жизненно важного значения и никак не могло повлиять ни на их каждодневную действительность, ни на течение болезни. Ощущение было такое, что я делаю что-то совершенно бесполезное, но, начав выступать перед ними, я старалась изо всех сил. В аудитории чувствовался доброжелательный настрой и, несмотря ни на что, все, казалось, были довольны, хотя я совсем замучилась, читая лекцию, и почувствовала облегчение, когда она подошла к концу. Я подумала, что сегодня я не справилась со своей задачей. И вдруг в заключительной части, после того как я ответила на вопросы аудитории и уже собиралась закругляться, одна женщина подняла руку. Она поблагодарила меня за то, что я согласилась прийти, и сказала, что сегодня они очень приятно провели время. Я была ошарашена. Но ведь женщина была права. Совершенно права. Я была здесь не потому, что мои слова могли серьезно повлиять на жизнь слушателей или изменить что-то в течении их болезни. Никто этого от меня и не ждал, да и часто ли это происходит под влиянием одной лекции? Они пришли не за этим, да и я сама обычно вовсе не затем хожу на лекции. Стремление психолога исцелять заслонило самое очевидное: что сейчас пятница, скоро вечер, люди собрались за чашкой кофе с вафлями, чтобы послушать приглашенного лектора, главное для них — провести время в*приятной обстановке. Нежелание добиться изменений в жизни, не лечебное мероприятие, а всего лишь, как уже сказано, провести часок-другой в приятной обстановке. Я расстроилась при мысли о собственной непонятливости, но меня тут же утешили слова благодарности и вывод, к которому я пришла: несмотря ни на что, встреча действительно прошла в приятной обстановке.

Однако эта ситуация заставила меня увидеть очевидное. Лечение, конечно, необходимо проводить. Больные люди вправе требовать и рассчитывать на лечение, и по мере возможности им должна оказываться необходимая и адекватная медицинская помощь. Но человек никогда не сводится к одной лишь болезни. Все мы совмещаем в себе очень много всего другого, а потому одного лишь лечения всегда будет мало. Нам требуется еще то, что помогает нам проживать ту жизнь, которой в живем в данный момент, независимо от состояния нашего здоровья. Нам требуется что-то, что говорило бы с той частью нашего существа, которая не захвачена болезнью. Что именно это будет, зависит от особенностей того или иного человека, этим «что-то» может оказаться все, что угодно. Порой достаточно подарить человеку немного обыкновенной воды.

Мне доводилось получать к рождеству много разных замечательных подарков. Так было до того, как я заболела, во время болезни и когда я снова выздоровела. Когда моя болезнь была в самом разгаре, подобрать для меня подарок было непросто. Во-первых, это должно было быть что-то небьющееся и во всех отношениях безопасное, так что уже это условие очень ограничивало выбор подарка. Кроме того, это должно было быть что-то такое, к чему я еще сохраняла интерес и что я могла каким-то образом использовать. Это условие еще более ограничивало выбор, поскольку меня редко тянуло что-нибудь почитать, мне не разрешено было выходить на прогулки, заниматься какими-нибудь поделками или слушать музыку, а из одежды мне, кроме самых необходимых вещей, почти ничего не требовалось, и наряды не вызывали у меня интереса. Таким образом, выбирать было почти не из чего. Но я все же получала подарки: большой, красивый ящичек с неядовитыми акварельными карандашами, мыло и кремы для моей расцарапанной кожи, мягкий шерстяной джемпер для тепла, так как я от истощения все время мерзла. Все это были замечательные вещи, в которых чувствовались забота и внимание, вещи, которые я по-прежнему могла использовать при всей ограниченности моих жизненных условий. Но я получила еще и другой подарок, вернее сказать, несколько подарков, которые оказались нужнее всего. Я получила маленький пластиковый коробок с водой «из озера Стураватнет[7], пускай оно само к тебе пришло, пока ты не можешь к нему прийти, чтобы искупаться, как раньше». Клочок шерсти «от бюавогских овец, которые соскучились по своей товарке». Осколок гранита «чтобы засунуть его в башмак, потому что с ним обычно забываешь все остальные беды». И так далее, и так далее. Эти подарки подкладывала в передачу моя сестра, и таких сверточков там было много в дополнение к «настоящим» подаркам. Я была единственной пациенткой, не отпущенной домой на Рождество, и у сиделок, которые смотрели за тем, как я разворачиваю подарки, были такие лица, словно они готовы ехать за моей сестрой, чтобы забрать ее в больницу заодно со мной.

— Тебе не обидно от таких подарков? — спрашивали они. — Тебе не кажется это странным?

Но мне это не казалось странным. Я-то знала свою сестру. Мы с ней очень похожи. Кроме этих подарков, она прислала мне и обычный, но именно те, необычные, стали для меня в тот раз настоящими Рождественскими подарками. Я сидела одна, взаперти на закрытом отделении, даже в сочельник ко мне не разрешено было пускать посетителей. Мне дали на обед пиннекьёт[8], но из соображений безопасности мне пришлось есть его ложкой, а для этого блюда, уж поверьте мне, ложка никак не годится! Мне нельзя было гулять, нельзя смотреть телевизор, вообще ничего нельзя! А тут мне на Рождество прислали такую вещь, которая меня развеселила! Она напомнила мне, что не мне одной свойственно такое ненормальное чувство юмора. Напоминание о летних днях с купанием и играми. Осязаемое подтверждение, что мир за стенами по-прежнему существует, что на свете по-прежнему есть овцы, озера и горы и что когда-нибудь настанет день, когда я буду проклинать камешек в башмаке — что я опять смогу гулять на свободе и на ногах у меня будут башмаки, в которых может застрять камешек. Надежда на то, что когда-нибудь все придет в норму. Я проводила Сочельник, запертая на закрытом отделении. Но я смеялась. Это не сделало меня здоровой. Какое там! Но хотя этот сочельник был одним из самых печальных в моей жизни, в подарок я получила аккуратно завернутый пакетик смеха. Он был мне очень нужен, и я им воспользовалась. Я посмеялась.

Кабы весна была в январе,

Стал бы унылым июнь

В увядших розах,

Под пасмурным небом.

Кабы птицы пели всю ночь напролет,

Унылыми стали бы дни