– Да ну! Плазма на помойке?!

– А ты много про помойку знаешь, одноклеточный? У нас на полигоне все как у людей.

– Ага, все как у людей! – В запале охранник даже не обиделся на «одноклеточного». – Только смердит так, что дышать нечем.

– Ну, считай это издержкой производства. Ты бы с нами денек-другой пожил и привык бы.

– Боже упаси к такому привыкать.

– Каждому свое. – Яся забросила ногу на ногу, перевела взгляд с Лехи на Саныча и поинтересовалась: – А как насчет покушать? Помнится, что-то такое ваш малахольный Венечка обещал. Жрать хочу! – Она расплылась в наглой усмешке.

– Эх, дура девка! – охранник покачал головой. – Не те ты, похоже, книги читала. Это что еще за «жрать»?!

– А ты разве моя мама? Тебя приказано меня охранять, а не этикету обучать. Вот и охраняй! Только пожрать принеси. Пожалуйста! – добавила она после небольшой паузы.

Зря она злит этих двоих. Ведь по сравнению с предыдущими Леха и Саныч ангелы во плоти. Не бьют, не оскорбляют. С этими бы подружиться, а она ругается…

– Ладно, будет тебе пожрать! – Саныч махнул рукой, кивнул напарнику: – Леха, позвони, скажи, объект кушать желает.

Леха зло зыркнул на Ясю, буркнул что-то в мобильный, минуту-другую слушал то, что говорит ему невидимый собеседник, а потом заявил:

– Пожрать отменяется. Босс желает тебя видеть. Прямо сейчас. Ну, чего расселась?! Пойдем!

– Куда? – только и смогла спросить Яся.

– К боссу, куда же еще?

* * *

После укола, сделанного врачом, сердцу полегчало. Нельзя сказать, что боль исчезла окончательно, но затаилась, напоминая о себе лишь глухим уханьем пульса в висках. Эх, по-хорошему, ему бы махнуть в Швейцарию в частную клинику, поправить здоровье, может, даже прооперироваться, но не получается, никак не получается. Даст бог, через годик…

Владислав Дмитриевич поудобнее устроился в глубоком кресле, в нетерпении посмотрел на закрытую дверь. Ну, когда же доставят его протеже? Любопытно посмотреть на нее после санобработки.

Точно в ответ на его мысли, дверь распахнулась, пропуская в комнату охранников и девчонку. Девчонка куталась в клетчатый черно-белый халат, опасливо оглядывалась по сторонам. Закревский поморщился: шахматная клетка вызвала дурные воспоминания. Надо было бы поселить протеже в другом месте, но, увы, решетки на окнах только в гостевом домике, а рисковать никак нельзя. Во всяком случае, до тех пор, пока он не убедится, что в этом щекотливом деле достигнут консенсус.

– Свободны! – взмахом руки Закревский отпустил охранников.

– Босс, это может быть опасно, – попытался возразить один из них.

– Я сказал – свободны! А ты, Ярослава, присаживайся, – Владислав Дмитриевич кивнул на кресло напротив.

Повинуясь его приказу, охрана вышла, а девчонка как-то неуклюже, бочком, протиснулась к креслу и замерла в нерешительности.

– Садись, в ногах правды нет. – Владислав Дмитриевич смотрел на нее снизу вверх, изучая. Похоже, с выбором он не ошибся. Отмытая от грязи бомжиха выглядела вполне презентабельно. Общую картину несколько портил распухший нос, но это поправимо. Как говорится, до свадьбы заживет. Хорошо б еще у нее не было проблем со здоровьем. Или они оказались бы не особо серьезными. Не хотелось бы уже на финишной прямой выяснить, что у девчонки СПИД или гепатит. Ладно, время покажет, сейчас нужно сделать все, что зависит непосредственно от него, а остальное в руках Господа.

– Вы мне расскажете, зачем я вам понадобилась? – Ярослава плюхнулась в кресло, забросила ногу на ногу. А ноги у нее длинные, только чересчур худые. И сама худая, отощавшая какая-то.

– Есть хочешь? – спросил Закревский, задумчиво разглядывая голые Ярославины коленки.

– Хочу, – закивала она.

– Сейчас организуем.

Всего через пару минут перед его протеже оказался сервировочный столик, заставленный едой.

– Кушай! – Закревский сделал приглашающий жест.

– А вы? – Девчонка, проигнорировав столовые приборы, заграбастала с блюда креветку и впилась в нее зубами. Ужас!..

– А я уже поел. Но ты не стесняйся, ни в чем себе не отказывай. Как тебе твое новое жилище?

– Отвратительно. – Она облизала пальцы и только после этого вытерла их о салфетку. – В этой вашей шахматной комнате у меня голова кружится. Не представляю, как нормальный человек может в ней жить!

Нормальный не может. Закревский снова едва заметно поморщился, но тут же прогнал прочь дурные мысли.

– Это ненадолго, – сказал он с улыбкой. – Если мы с тобой договоримся, Ярослава, то буквально через пару дней ты покинешь домик для гостей.

– В каком направлении? – тут же уточнила она.

– А это ты уже сама решишь, после нашего с тобой разговора. Ты готова поговорить?

Она, сунув за щеку кусок ветчины, промычала что-то нечленораздельное.

– Для начала я хотел повторить, что в моем доме тебе ничто не угрожает. Ты меня понимаешь?

Ответом ему стал энергичный кивок.

– Вот и славно. Давай-ка, Ярослава, проясним кое-что из твоего прошлого. Как твоя фамилия?

– Ерошина, – дожевав ветчину, сообщила девчонка. – Меня зовут Ярослава Ерошина.

– Откуда ты родом, Ярослава? Когда родилась? Кто твои родители?

Вместо того чтобы ответить, протеже расхохоталась.

– Ну и вопросы вы задаете, благодетель! – проговорила она, отсмеявшись. – Да не знаю я, откуда родом, и родителей своих тоже не знаю.

– Это почему?

– Потому что я детдомовка. Ясно? Нам в детдоме про родителей как-то не рассказывали.

Значит, сирота. Ну что ж, так даже лучше, будет меньше проблем, если что-то пойдет не по плану. Кто ее станет искать – сироту?

– А у Косого ты как оказалась, если детдомовка? – поинтересовался он вкрадчиво. – Вас же вроде государство должно жильем обеспечивать.

– Оно и обеспечило. – Девчонка побарабанила пальцами по столу. Ногти у нее были корявые, маникюра не ведавшие, но уже без траурной грязевой каймы. Отмылась, видать. – Комнатой в коммуналке, да только я дурой оказалась. – Она шмыгнула носом, надолго замолчала.

– Я правильно понимаю, Ярослава, что жилья у тебя больше нет?

– Правильно. Пришли однажды два урода, взяли за жабры, сунули под нос какие-то бумажки, пригрозили: «Не подпишешь – тебе кранты».

– И ты подписала?

– Ага! Попробовала бы я не подписать! А на следующий день очутилась на улице без вещей и документов.

Так, с этим тоже все ясно: обработали сиротку, отобрали комнату. Повезло еще, что не убили беднягу, потому как могли запросто, чтобы лишнего не болтала, не жаловалась. А с другой стороны, что им какая-то детдомовка? Что она может сделать? А вот у него, кажется, появляется рычаг давления. Очень хорошо.