Мужчина грубо пинает ее, ногой переворачивает ее на живот. Затем спускает брюки, ложится сверху и берет ее сзади, не обращая внимания на стоны и слабые попытки вырваться.

Сан Саныч вытирает выступившую на лбу испарину, поднимается, открывает окно настежь и снова возвращается к монитору.

Далее события разворачиваются стремительно. Удовлетворив похоть, мужчина сдавливает горло девушки и не расцепляет захват, пока ее тело не обмякнет. Рука художника с безукоризненной точностью воспроизводит то, что до недавнего времени хранилось лишь в глубинах памяти главного героя комикса. Некоторое время он сидит неподвижно, его поза расслаблена, почти умиротворяюща. Затем он приносит канистру с бензином и обливает сперва труп, затем пол и стены.

На последнем рисунке мы видим узкую грунтовую дорогу вдоль леса, по которой удаляется мужчина (на нем широкое длинное пальто), а где-то сбоку, почти на границе рисунка, полыхает объятый пожаром дом. Или сарай. Или гараж.

Сан Саныч накрывает ладонью подбородок, сомневаясь в собственных чувствах. Ему приятно увиденное? Оно тревожит его? Оставить назойливое творчество анонима без внимания, или постараться докопаться до истины, выяснить, что движет художником, зачем он прислал рисунки?

Все это кажется второстепенным. Главное здесь иное.

Если именно его тексты вдохновили С-4 на создание комикса, то откуда взялись мелкие достоверные нюансы, о которых сам Тубис не упоминал? Он не писал, что поджег сарай. Не уточнял, что это происходило в поселке. И свою личную фотографию тоже не прикреплял на всеобщее обозрение. Но только слепой не заметил бы сходство нарисованного персонажа с сидевшим перед монитором мужчиной.

И почему С-4? Намек на шахматный ход? Аноним каким— то образом выяснил, что Тубис увлекается шахматами?

Мессенджер оживает, оповещая о новом сообщении.

«Тебе понравилось?» – интересуется С-4.

Сан Саныч колеблется, и быстро печатает ответ:

«Нарисовано профессионально».

«Да брось. Я не о том спросил».

Тубис молчит, глядя на мигающий курсор в поле ввода. В голове – хоровод гипотез, одна фантастичнее другой. На которую из них сделать ставку?

«Поговори со мной», – настаивает С-4.

«О чем?»

«Ты знаешь, о чем».

«Понятия не имею», – Тубису тошно от собственной осторожности. Но почву лучше прощупывать аккуратно, чтобы не попасть в трясину. Он чует ловушку, но какую именно – не понимает. Беспокойство, поселившееся в солнечном сплетении, не покидает его.

«Кто-то должен рискнуть»

«Все еще без понятия, о чем ты».

«Ладно. У меня будет только один вопрос, и ответ на него может быть лишь «да» или «нет».

Сан Саныч с любопытством следит, как невидимый собеседник печатает.

«Так вот, вопрос такой: то, что изображено на рисунке, произошло семь лет назад?»

Тубис мгновенно напрягается, как почуявшая гончих лисица. Первый позыв – выключить компьютер и больше никогда не заходить на эту площадку в даркнете. Разум останавливает его от импульсивной реакции. Соединение безопасное, ни его айпи, ни его личность выяснить невозможно.

«Ответь!» – просит С-4.

Тубис молчит. Встреча с Царевной действительно произошла семь лет назад, но откуда такая догадка могла родиться у анонима? Разве что… Его лицо каменеет. Он выходит из мессенджера.

Этот говнюк просто отключился! Я с силой бью кулаком по столу, – так, что карандаш подскакивает, катится к краю и падает на мягкий палас на полу. Вспышка ярости тут же гаснет, и я сам удивляюсь собственной реакции. Обычно меня сложно вывести из себя. Если так дальше пойдет, то ничем хорошим дело не кончится. Необходимо держать себя в границах, не лезть на чужую территорию без приглашения. Нужно повернуть все таким образом, чтобы А-11 сам заинтересовался, сам захотел общаться. И для начала следует придумать, как расположить его к себе, вызвать если не доверие, то жадное любопыство.

Я прокручиваю в мессенджере нашу короткую беседу, анализирую каждое слово. Информации для анализа крайне мало, но даже эти скудные данные наводят меня на мысль, что я попал в точку. Если бы А-11 был не тем, кем я его считаю, он бы не парился, не следил за речью. Я задал странный вопрос про семь лет, и любой другой на его месте спросил бы, откуда такой интерес и такая цифра – в общем, постарался хотя бы частично удовлетворить здоровое любопытство. А этот просто не ответил. Он сидел, пялился в монитор какое-то время, обдумывал, рефлексировал, и только спустя минуту вышел из сети.

У меня очень развита интуиция, и сейчас она вопит во всю глотку, что я прав, тысячу раз прав. Но у отца я перенял способность к анализу и математический склад ума, так что под любое предчувствие подвожу доказательную базу – и лишь после этого беру его в расчет. Сперва мне нужно убедиться в своем подозрении. Тот ли это человек, которому я должен быть благодарен за свое становление.

Пожалуй, у меня есть идея. Я берег ее до весны. Но форс-мажор никто не отменял. Тем более, мне самому не терпится. А-11 здорово распалил во мне и без того не гаснущее желание.

Почему нет?

Я кусаю губы – дурная бабская привычка в моменты стресса или принятия решений. (Я специально не избавляюсь от нее. Должен же присутствовать во мне хоть один человеческий недостаток?)

Итак, идея.

Действительно, почему не осуществить ее прямо сейчас? Я сам ограничил себя, установил лимит, – точно так же я могу расширить его, до разумных пределов, разумеется. Эта мысль вызывает прилив адреналина, я физически ощущаю, как к лицу приливает кровь. Встаю, подхожу к окну, и в темноте стекла вижу свои горящие глаза. Тяну раму на себя, впуская в комнату морозный вечерний воздух и и делаю несколько глубоких вдохов. Моя грудь вздымается под футболкой, мое тело покрывается гусиной кожей и несколько мгновений я позволяю себе насладиться ознобом.

Усыпанная снегом лужайка кажется расшитым бриллиантами полотном. За рыжими стволами сосен маячат темные очертания гостевого домика – оттуда тянет запахом горящего камина. Отец ночует там раз-два в неделю, когда хочет побыть в одиночестве. Мать этого не понимает и периодически выносит ему мозг, но отец на ее истерики не реагирует. Он красавчик. Я им искренне восхищаюсь и стараюсь во многом брать с него пример. В бизнесе он дьявольски хитер и напорист, в семье – нейтрален и спокоен. Вот и я на друзей произвожу впечатление доброго, уравновешенного парня. Видели бы они меня в деле.

Чем дольше я смакую мысль о предстоящей затее, тем отчетливее понимаю, что зря столько времени терпел. Из-за перестраховки я лишаю себя удовольствия, а значит недополучаю энергию, питающую мою личность. Я взрослею, становлюсь мудрее и опытнее, следовательно ранее установленные правила нуждаются в пересмотре.

Когда я наконец закрываю окно, в комнате стоит такой дубак, что мне приходится надеть толстовку и сделать несколько энергичных приседаний, чтобы согреться.