Переношу сверток в багажник машины, затем снимаю и сжигаю стерильные перчатки. На мне запасной комплект одежды, я вымылся и побрился. Стоит ясный погожий день, слепит солнце, и сугробы под его лучами празднично поблескивают. У меня отличное настроение и избыток энергии. Я словно сбросил старую кожу, заново родился.

До обеда я рисую и слушаю музыку, а потом отрубаюсь до самого вечера. В десятом часу просыпаюсь голодный, как зверь. Почти сутки у меня во рту ни крошки. Прыгаю в машину, доезжаю по навигатору до ближайшей точки фаст-фуда и заказываю двойной гамбургер, жареную картошку и бутылку колы. Нашего повара Ильдара хватил бы удар, узнай он о моем ужине.

Сижу за высоким столиком у окна, за которым виднеется часть заправки и зад моей припаркованной тачки. Иногда мимо кто-то проходит, и каждый раз мои внутренности сжимаются в узел от сладостной истомы: в багажнике, в каких-то сантиметрах от случайного прохожего, спрятана очаровательная конфетка. Но поделюсь я ею не раньше, чем доем свой жирный, сочный бургер с маринованным огурцом, салатным листом, сыром, луком и оливками.

Вибрирует мой телефон. Я отвечаю на видеозвонок. Сестра обвинительно тычет пальцем в экран:

– Семечка, ну где же ты? Мы с Фаней очень соскучились!

Фаня или Митрофан – это ее любимый кот. Огромная пушистая ряха, лишенная какого-либо намека на интеллект. Впрочем, когда дело касается еды, между его увенчанных кисточками ушей пробуждаются невиданные по силе мыслительные способности. У него в свободном доступе сушка и дважды в день – влажный корм, однако ж Митрофан все равно стремится отведать все находящееся в поле его зрения съедобное (или то, что он считает таковым) – будь то яблоко, туалетная бумага, авокадо, шелестящая обертка от конфеты или чипсы. Если ему приспичит, он догадается, как открыть дверцу шкафа, чтобы добраться до любимого угощения.

Предвосхищая ваш вопрос, отвечу: нет, животных я в детстве не мучил. Я читал, что многие серийные убийцы начинали именно с этого, но во мне, вероятно, отсутствует какой-то ген, отвечающий за безраздельную жестокость. Мне никогда не хотелось вредить кошкам, собакам и всему остальному зверью. Животные слабее человека. Глупее и наивнее. Нет никакой чести лишать жизни того, кого ты во всем превосходишь. А вот практически любой хомо сапиенс старше восемнадцати уже является достойным противником. Фактически, все люди равны, и если кто-то проигрывает мне – то только потому, что плохо старался. Не готовился. Не брал в расчет, что жизнь бывает непредсказуемой, и вокруг полно ненормальных вроде меня, которые только и ищут момента, чтобы выпотрошить тебя, как куренка.

У каждого есть внутренний голод, и каждый утоляет его по-своему. Кто-то зависает в интернете, кто-то объедается сладким, кто-то играет в азартные игры или прыгает с веревкой с моста. А я убиваю людей.

Одариваю сестрицу своей самой теплой улыбкой:

– Я тоже соскучился, завтра утром приеду.

– Нет! Приезжай сегодня! – капризничает мелюзга.

Если честно, мне льстит ее трогательная привязанность. Рядом с Эмилией я ощущаю себя кем— то другим, словно оборотень при свете дня, превращаюсь в нормального человека.

– Даже если я приеду сегодня, ты уже будешь спать и тебе будет все равно.

– Нет, Семечка, не будет!

– Ладно, – поразительно быстро соглашаюсь я. – Я приеду после полуночи и зайду тебя поцеловать. Но чур не просыпаться, хорошо?

Систер хлопает в ладоши, роняет телефон. Я слышу невнятное шипение и следом – заливистый хохот.

– Семечка, я телефон уронила на Фаню, – объясняет она секунду спустя. – Он ударил меня лапой!

– Хочешь, я загадаю тебе загадку про Фаню?

– Конечно!

– Что есть у кота, чего нет у тебя? – спрашиваю.

– Что?

– Права! – я делаю паузу. – А чего нет у кота, что есть у тебя?

– Чего?

– Обязанности!

– Ты очень смешной, – морщит нос сестра. – Ты приезжай. А я буду тебя ждать, но просыпаться не буду.

Я кладу трубку и еще несколько мгновений улыбка не сходит с моего лица. Везучий я сукин сын. Все в моей жизни складывается, как по маслу. И даже деструктивную особенность, которую большинство восприняло бы как проклятье, я научился контролировать. На свой лад, разумеется.

Допиваю остатки колы, выбрасываю мусор и покидаю пахнущую маслом и специями забегаловку. Ночная свежесть выдергивает меня из сытой заторможенности, я загребаю с клумбы горсть нетронутого чистого снега и умываю разгоряченное лицо. Я думаю о том, как через пару дней в коттедж заедут новые постояльцы, и будут резать хлеб тем же ножом, которым я разделывал Мэри. Эта мысль вызывает у меня широкую, светлую улыбку.

Сан Саныч просыпается рано, еще нет семи. Принимает душ, готовит омлет с помидорами, кормит Аньку и выпускает ее во двор. Ночью повалил снег, и к рассвету пейзаж за окном стал одноцветным и монотонным. Хлопья поредели, но все еще продолжали падать, ложась на заборы и черепичные крыши, на мохнатые ветви елей и сухие прутья кустарников.

Тубису нравится такая погода – в этом ласковом снежном безмолвии чудится умиротворяющая обреченность. Он долго стоит у окна, с кружкой горячего кофе, и вспоминает, как еще недавно стоял вот так же у берега моря, и воздух был горяч и пропитан солью, над головой горланили чайки, а в душе его зияла такая чудовищная, сокрушительная рана, которая, казалось, никогда не затянется.

Он тогда думал, что поселиться в курортному городке – хорошая идея. Едва начинается сезон, побережье наводняют тысячи и тысячи туристов, в этой сутолоке и пестроте, как в рыбьем косяке, исчезновение кого-то одного всегда можно скинуть, например, на подводные течения… Он тогда не совсем адекватно оценивал свое положение – это позже Тубис поймет, что затаиться жизненно необходимо. Его ищут. И пусть у полиции нет его имени и фамилии, ДНК и отпечатков пальцев, зато есть фоторобот, и весьма неплохой.

Но сразу после разлуки с Лизой ему не терпелось поскорее найти новую невесту, переключить внимание, разорвать порочную зацикленность. Он убеждал себя, что нет уникальных личностей. Любого можно заменить – был бы настрой и упорство. Именно для этого он и покинул шумный мегаполис ради жаркого солнца и плеска волн, в которых плавали нимфы – одна прекрасней другой.

С тем городком у него не сложилось. Долгая и мутная история, вспоминать о ней неприятно. Так или иначе, Сан Санычу пришлось бежать и оттуда. И после некоторых мытарств он снова вернулся в знакомые края.

От размышлений его отвлекает Анькин лай – она сделала свои дела и теперь скребется в дверь, требуя впустить ее в теплое сухое помещение. Он позволяет ей войти, уворачивается от капель влаги, которые овчарка тут же остервенело стряхивает с намокшей шерсти, и вспоминает о С-4.

Почти неделю от него не было вестей, и Сан Саныч успокоился, решив, что зря волновался. Но пару дней назад С-4 снова прислал ему очередной комикс – и на этот раз без пояснительной записки и без вопросов.