Грейс с удовольствием поиграла бы с дочкой, но приказала себе подняться. Надо подстричь газон. Пусть это не ее собственный газон, но сейчас за него отвечает она, и никто не посмеет сказать, что Грейс Монро не справляется со своими обязанностями.

Грейс стянула тряпку с древней, купленной уже подержанной, газонокосилки, проверила уровень бензина, оглянулась, еще раз проверяя, не вылезла ли Обри из песочницы, затем ухватилась за шнур обеими руками и дернула. Мотор закашлялся и умолк.

— Ну же, не подводи меня. — Грейс затруднилась бы ответить, сколько времени потратила на войну с этим чудовищем. Она собралась с силами и дернула снова, затем еще раз — безрезультатно. Она отпустила шнур и закрыла глаза. — Я ведь не знала, что так и будет.

— Не получается?

Грейс резко повернула голову. После вчерашнего спора Этан был последним, кого она ожидала увидеть в своем дворе. И его появление не улучшило ее настроения, особенно после того, как она очень долго убеждала себя, что зла на него и не собирается его прощать. К тому же она слишком ясно представляла себе, как выглядит сейчас — старые шорты и вылинявшая футболка, никакой косметики на лице, взлохмаченные волосы.

Черт побери, она одевалась для работы в саду, а не на свидание.

— Я справлюсь.

Уперевшись в косилку ногой в рваной кроссовке, из которой нахально вылезал большой палец, она дернула снова. И у нее почти получилось. Почти.

— Дай ей передохнуть, — спокойно посоветовал Этан. Где-то посреди бессонной ночи он понял, что должен загладить свою грубость, потом все утро искал способ, как бы это сделать, но не нашел и решил сориентироваться на месте.

Когда Грейс не ответила на его стук в дверь, он обошел дом и задержался несколько дольше, чем позволяла вежливость, наблюдая за ней. Он не мог отвести взгляд от ее длинных ног, позолоченных солнцем белокурых волос, изящных тонких запястий.

После нового рывка шнур со свистом вырвался из рук Грейс.

— Я прекрасно умею заводить собственную газонокосилку.

— Возможно. Когда не злишься.

— Я не злюсь, — возразила она, раздраженным тоном доказывая неискренность своего заявления.

— Послушай, Грейс…

— Э-э-этан! — С восторженным визгом Обри вылезла из песочницы и, раскинув ручки, бросилась к нему.

Этан подхватил ее.

— Привет, Обри.

— Играть.

— Ну, я…

— Целуй.

Она выпятила губки, и Этану оставалось лишь чмокнуть ее.

— Хорошо! — Извиваясь, Обри соскочила на землю и побежала обратно к своей песочнице.

— Послушай, Грейс, мне очень жаль, если вчера я вышел за рамки…

Тот факт, что от вида дочки на его руках сердце Грейс растаяло, словно воск, только прибавил ей решимости не сдавать позиции.

— Если?

Этан смутился.

— Я просто имел в виду…

Вернувшаяся со своими плюшевыми собаками Обри прервала его неуклюжие извинения.

— Целуй. — Она решительно протянула игрушки Этану и, когда он покорно выполнил ее требование, снова убежала.

— Я хотел сказать…

— Этан, я думаю, ты сказал именно то, что хотел сказать.

«Упрямится, — подумал он. — Ну, она всегда была упрямой».

— Согласен. Я не очень хорошо сформулировал свои мысли. Я вообще не очень ловко управляюсь со словами, но мне больно смотреть, как ты надрываешься. — Он умолк и теперь поцеловал принесенного Обри медведя. — Я просто беспокоюсь о тебе, вот и все.

— Почему?

— Почему? — Чтобы скрыть растерянность, Этан наклонился поцеловать кролика, которым Обри колотила по его ноге. — Ну, я… потому…

— Потому что я слабая женщина? Потому что я одна воспитываю ребенка? Потому что мой отец считает, будто я запятнала честь семьи не только неудачным замужеством, но и разводом?

— Нет. — Рассеянно целуя очередное животное, смутно напоминавшее кошку, Этан шагнул к Грейс. — Потому что я знаю тебя почти половину жизни и ты стала частью моей жизни. И потому что — из-за упрямства или гордости — ты не позволяешь никому хоть немного облегчить тебе жизнь.

Грейс начала оттаивать и уже собралась сказать, что ценит его заботу, как он все испортил.

— И потому что мне не нравится, когда тебя лапают мужчины.

— Лапают? Меня? — Грейс распрямилась и гордо вскинула голову. — Мужчины меня не лапают, Этан. А если это иногда случается, я знаю, что с этим делать.

— Только не начинай сначала. — Он подавил вздох, почесал подбородок. Какой смысл спорить с женщиной, если все равно не выйдешь победителем в споре. — Я пришел сказать, что сожалею о вчерашнем и что мог бы…

— Целуй! — потребовала Обри, пытаясь вскарабкаться на него.

Этан инстинктивно подхватил ее и поцеловал в щечку.

— Я хотел сказать!

— Не меня. Целуй маму. — Обри захлопала ладошкой по его губам. — Целуй маму.

— Обри, перестань! — Грейс потянулась к дочке, но та, как репей, вцепилась в рубашку Этана. — Оставь Этана в покое.

Обри изменила тактику. Она положила головку на плечо Этана и мило улыбнулась обвив ручкой его шею.

— Целуй маму.

Если бы Грейс просто рассмеялась, если бы она не выглядела такой смущенной, даже встревоженной, Этан, пожалуй, выполнил бы приказ, коснувшись губами ее лба, но ее щеки очень мило порозовели, дыхание участилось, и она старательно отводила от него взгляд.

Глядя на ее закушенную нижнюю губу, Этан решил, что может разрешить возникшую проблему совершенно иначе.

Он положил ладонь на плечо Грейс и, стараясь не причинить боли девочке, нагнулся, провел губами по ее губам и прошептал:

— Вот я все и уладил.

Ничего он не уладил. То, что вряд ли можно было назвать поцелуем — все закончилось, практически не успев начаться, — ударило Грейс в самое сердце. Прикосновение его губ возродило все ее отчаянные и несбыточные желания.

Похожие чувства испытывал и Этан. За все годы, что они были знакомы, он никогда не прикасался к ее губам и теперь изумился, почему так долго тянул с этим. И испугался, что эта маленькая вольность в корне изменит их отношения.

Обри восхищенно захлопала в ладоши, но Этан едва ли что-либо слышал. Он не мог оторвать взгляд от затуманенных глаз Грейс. Их лица были так близко, что он, почти не шевельнувшись, мог бы снова почувствовать вкус ее губ. «И не так мимолетно», — подумал он, когда ее губы задрожали и чуть приоткрылись.

— Теперь я! — Обри по очереди чмокнула в щеки Грейс и Этана. — Идем играть.

Грейс отшатнулась, словно марионетка, которую резко дернули за ниточки. Розовый туман, окутавший ее мозг, рассеялся.