– Ради бога, прости меня, сестренка, но у меня такие новости! Такие важные новости! Все говорят, что мессир Бертран Дюгеклен только что бросил вызов английскому рыцарю Томасу Кентерберийскому!

Тифен задрожала.

– Вызов? Но ведь у нас сейчас перемирие, разве не так?

Действительно, силы города таяли с каждым днем, а помощь, обещанная герцогом Шарлем, запаздывала. Чтобы простые люди не начали голодать, осажденные рыцари решили заключить на сорок дней перемирие с герцогом Ланкастером. По окончании перемирия город, если подмога не подоспеет, будет сдан. Жаннетта покачала головой, медленно пошла по комнате, мимоходом принюхалась к пару, поднимавшемуся над бледно-зеленой жидкостью, которая тихонько кипела в реторте с длинным горлышком.

– Да, конечно, но англичане, невзирая на это перемирие, вчера взяли в плен младшего брата мессира Бертрана. Юноша неосторожно вышел прогуляться за крепостные стены. И к тому же осмелились потребовать за него выкуп!

– О-о, это возмутительно! – возмутилась Тифен.

– Конечно. Но для англичан такое постыдное поведение вполне естественно. Мессир Бертран отправился прямо в лагерь герцога Ланкастера, чтобы вызвать рыцаря, пренебрегшего законами чести, на поединок и потребовать у него объяснений.

Тифен внезапно побледнела и отбросила перо, которое до тех пор покусывала.

– В английский лагерь?! Господи…

– Да ладно тебе! Не волнуйся! Герцог и мессир Жан Шандо, которые играли в шахматы, когда он туда явился, очень хорошо его приняли и пообещали отпустить пленника. Но рыцарь Томас Кентерберийский поклялся, что Оливье Дюгеклен сам напал на него. Выходит дело, англичанин поступил правильно, захватив его. Тогда и было решено доверить все Божьему суду.

– Неужели?

– Ну да, понимаешь, поединок, где судит сам Бог! Бой состоится завтра. Там будут все и даже герцог, который по этому случаю войдет в город с двадцатью английскими рыцарями из самых знаменитых. Разумеется, они будут находиться под нашей охраной. Говорят, мессир Жан Шандо решил самолично снабдить всем необходимым мессира Бертрана. Все знают, что это – лучший из рыцарей. Увидишь, это будет отличный бой!

Тифен уронила на руки свою прекрасную голову. Жаннетта увидела, как трясутся от рыданий ее плечи, услышала шепот:

– Бой не на жизнь, а на смерть… Бой, в котором один из противников неминуемо погибнет… О, господи!.. Мне надо знать, мне это необходимо!..

Она схватила перо и, не обращая никакого внимания на кузину, погрузилась в расчеты. Жаннетта, не сумев больше вытянуть из сестры ни словечка, пожала плечами и выбежала из комнаты.

Поздно ночью Тифен наконец спустилась по лестнице, держа в руке свечу. В другой у нее был испещренный сверху донизу цифрами и значками пергамент. Глаза на измученном бессонницей и усталостью лице девушки сияли радостью. Она не успела еще и взяться за ручку двери, как из своей спальни выбежала ей навстречу явно ожидавшая ее Жаннетта.

– Ты расспрашивала звезды, правда? – Видно было, что любимую кузину Тифани терзает любопытство. – Ну, говори же, говори, что будет?

Тифен улыбнулась и погладила сестренку по щеке.

– Мессир Бертран борется за правое дело, и мессир Бертран одержит победу. Вот что мне сказали звезды!

В палатке, сооруженной для него на краю ристалища напротив точно такой же палатки его соперника, Бертран Дюгеклен облачался в доспехи с помощью своего оруженосца Жагю. Дело оказалось нелегким. Крепления новых доспехов, подаренных Жаном Шандо, были немного жестковаты. Бертран ворчал, ругался, Жагю буквально разрывался на части и уже совсем запыхался к тому моменту, когда в палатку стрелой влетел юный щитоносец по имени Амори.

– Вы победите сегодня этого треклятого предателя, мессир Бертран! Весь город в этом уверен!

Дюгеклен повел плечами и выругался как сапожник.

– Уверен? Повезло же этому городу! Естественно, я должен победить с божьей помощью, потому что право на моей стороне, но город-то тут при чем? Они-то откуда знают?

– Знают, знают! Одна здешняя девица благородного происхождения, дочка мессира Робена Рагенеля де ла Бельер, сегодня ночью прочла это по звездам. Она сказала: «Вот увидите, он выйдет из боя целым и невредимым, после того как поразит своего врага на ристалище. Пусть я потеряю все, что имею, если будет не так!» Ей здесь верят.

Бертран снова передернул плечами, угрожающе фыркнул и проворчал:

– Барышня, видите ли! В первый раз в жизни мне оказывает честь какая-то барышня, интересуясь мной! Ну, и какова же она из себя, эта Тифен?

Юный Амори захлебывался от восторга.

– Она добрая, ласковая, она так хорошо говорит. Она прекрасна, как фея, как святая с витража! И еще она все знает про землю и про звезды!

Бертран приподнял бровь, прочистил горло и величественно сплюнул, после чего разразился громовым хохотом.

– Женщина!.. Я должен победить потому, что какая-то болтливая дура что-то там такое сказала!

– Можете мне поверить, мессир! Если это сказала она…

Внезапно, потеряв терпение, Бертран схватил стоявший в углу кубок с сидром и швырнул его прямо в голову парнишки.

– Да заткнись же ты наконец! Совсем свихнулся! Ты что – правда веришь в бабьи сплетни? В любой женщине не больше здравого смысла, чем в овце! Дай мне дорогу, и да поможет мне Бог!

И, сунув под мышку свой остроконечный шлем, он быстро вышел из палатки. Жагю следовал за ним по пятам.

В этот раз все было совсем не похоже на прежние веселые турниры, проходившие посреди радостной, принаряженной публики, когда светлые наряды дам сияли под лучами яркого солнца. Резкий ветер свистел над ристалищем, огороженным барьерами, и над единственной, устланной ковром трибуной, установленной для герцога Ланкастера, которому предстояло стать судьей поединка. Никаких шелковых шатров с развевающимися над ними штандартами, никаких толп оруженосцев и болтливых пажей. Оцепление из вооруженных солдат, рыцари в помятых доспехах, боевые кони, и надо всем этим грозящее бедой низкое серое небо. Толпа за барьерами – угрюмая, молчаливая: осунувшиеся, отчаявшиеся люди, узнавшие лишения, живущие в нужде, без особых надежд, что будет лучше.

Куртуазное оружие – деревянные копья и безобидные мечи – уступает сегодня место настоящему боевому: топорам, цепам, копьям со стальными наконечниками. Призрак смерти кружится над двумя закованными в металл фигурами. Многие в толпе перебирают четки, молятся, и особенно истово – темноволосая девушка, чье лицо почти целиком скрыто капюшоном плаща из беличьего меха. Девушка затерялась среди толпы. Один только герцог сидит на возвышении. Все остальные внизу.

По его знаку звучат трубы, и слышится возглас герольда:

– Начинайте, благородные сеньоры, и да рассудит вас бог!

Привычный конский галоп отмечает начало атаки. Лошади, облаченные в железо, мчатся навстречу друг другу. Первая сшибка настолько сильна, что стальные копья ломаются, как соломинки. Битва продолжается – сейчас в ход пойдут топоры. Лошади храпят, вскидывая головы, Дюгеклен и Кентербери сражаются, не щадя сил. От боевых топоров летят искры. Дюгеклен резко наклоняется в седле. Он пытается обхватить англичанина руками, чтобы сбросить того с лошади, но противник не уступает ему в мощи, а ростом намного выше. Удается лишь вырвать у Кентербери меч. Тут же спрыгнув на землю, Дюгеклен отбрасывает оружие противника за пределы поля и, к изумлению зрителей, мирно усаживается посреди арены. Он кладет рядом собственный меч и не торопясь, словно он уже в своей палатке, принимается снимать наколенники, которые могут помешать в пешем поединке, который он, видимо, собирается вести. Но Томас Кентерберийский не собирается следовать его примеру. Он остается в седле. Он поднимает лошадь на дыбы и направляет ее в сторону этого спокойно сидящего и на вид совсем беззащитного человека. Бертран Дюгеклен, никак на это не реагируя, продолжает разоблачаться. Но когда брюхо животного оказывается прямо над его головой, он быстро выдергивает из ножен кинжал и наносит резкий удар. Лошадь валится на землю со вспоротым животом, англичанин падает в лужу крови.