Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом криво раззявил пасть чемодан. От удара он раскрылся. Из рассыпавшихся вещей торчала мордочка плюшевого медвежонка. Жалобно блестел черный пластмассовый нос, стеклянные глазки испуганно таращились в звездное небо.
Девушка жадно выхватила игрушку, нежно прижала мягкого мохнатика к щеке:
– Это для сестры, – пояснила она. – Я назвала его Нюся.
– Почему Нюся? – удивился Тихон.
– Потому что он хороший! – Девушка посмотрела на добродушную мордочку и засюсюкала, как с ребенком: – Ты не ударился, Нюся? Не испугался? Я тоже испугалась. Но ничего, сейчас я тебя уложу, тебе хорошо будет.
Она безуспешно попыталась примять рассыпавшиеся вещи и прикрыть крышкой. Молния на матерчатом чемодане разорвалась.
Тихон присел рядом:
– Порвано капитально, не восстановишь. – Он вновь близко увидел ее ноги. – Ты бы лучше джинсы надела. Холодно.
После этих слов Нине и впрямь как-то сразу стало прохладно.
– Холодно… Как же мы теперь без поезда? – спросила она и поежилась.
– Надевай джинсы, пойдем на станцию. Тут недалеко должна быть. Поезд совсем недавно останавливался.
Нина скинула туфли, расправила джинсы, кокетливо покосилась на Тихона:
– Отвернись.
– И обувь лучше другую, мягкую, – посоветовал Заколов и отвернулся.
Вдалеке неприметным огоньком светилось окошко станционной постройки. От уставших натруженных рельс исходил въедливый запах гари.
– Ну и черт с ним, с этим почтово-багажным, – тихо произнес Заколов.
– Что?
– Я говорю, – Тихон невольно обернулся и замолк на полуслове.
Нина интенсивно двигала попкой, влезая в тесные джинсы. Белый треугольник трусов колыхался, пока нижний уголок не затянулся занавесом брюк. Нина дернула джинсы вверх, повернулась и вжикнула молнией.
– Что? – еще раз спросила она, застегивая ремень.
– Я говорю, если на скорый пересядем, то ничего не потеряем. – Он все еще смотрел на то место, где под молнией скрылись белые трусики. Потом перевел смущенный взгляд вниз. – Это правильно, что ты обула кроссовки. По щебню на каблуках неудобно.
– Так лучше? – Нина пригладила джинсы на бедрах, пытаясь перехватить взгляд Тихона. – Или в юбке?
– Юбка – это для другого случая.
Они направились к станции. Заколов тащил под мышкой чемодан, перевязанный колготками. Нина несла медвежонка.
– А моя сумка в поезде осталась, – вспомнил Тихон.
– Как же ты теперь?
– Да ладно, обойдусь. – Тихон мельком взглянул на Нину. В темноте она казалась интереснее. Или он просто раньше к ней не приглядывался. – Знаешь, Нин. Там, в поезде, он с ножом на меня пер. Прямо в лицо тыкал. Я все ждал момента… чтобы тебе помочь.
– Я знаю, ты сильный.
– Правда, Нин, не смейся.
– Я серьезно!
– Понимаешь, я только сначала растерялся, а потом уже почти собрался… Но… Хорошо, что военные подоспели.
– А я видела, как ты в городских соревнованиях по боксу выступал, – неожиданно сказала Нина. – Ты в десятом классе учился, а я в восьмом. Ты еще всех побеждал.
– Не всех, – честно признался Тихон. – В финале Прохорову проиграл. Он КМС – кандидат в мастера спорта, а у меня только первый разряд.
– А мне казалось, что ты лучше всех был. Я видела, как ты на перекладине в школе солнышко крутил.
– А я тебя по школе не помню, – честно признался Тихон.
– Конечно, ты выпускник был, а я кто? Даже лифчик еще не носила. Помню, мама мне его уже купила, и я, как помоюсь, в ванной примеряла. А он все велик и велик.
Нина рассмеялась. Тихон улыбнулся, вспомнив, что взрослость отмерял пушком над губами, и был страшно горд, когда впервые побрился.
– Колено не болит? – поинтересовался Тихон.
– Нет, нисколечко. – Нина бодро пнула камешек. – Вот приедем домой и будем вспоминать, в какое приключение мы попали. Да?
– Особенно этого, со стихами. Есенина.
– А второй все за бутылками бегал. На ногах не стоит, а все за вином!
– А проводник-то какой пьяный!
– И пускать нас не хотел. Даже по билетам.
– Это он тебя толкнул. Я уже поезд догнал, на ступеньках был.
– А здорово мы скатились! Я и испугаться не успела.
Нина искренне смеялась. Тихон, обхватив чемодан, дурашливо показывал, как они падали. Теперь невольное приключение представлялось веселым и совсем неопасным.
Железная дорога вывела к небольшой станционной постройке. Мелкие буквы названия ютились на небольшой табличке в углу здания. В темноте надпись не читалась. Вместо платформы вдоль путей лежало несколько бетонных плит.
– Боюсь, что здесь скорые поезда не останавливаются, – Тихон кисло огляделся. – Пойдем, узнаем.
Он направился к коричневой двустворчатой двери в центре здания, справа от которой бледно светилось единственное окно. Сзади послышался нарастающий шум приближающегося поезда. Тихон и Нина обернулись.
Мощный луч света бодро прорезал темноту, за ним устало гнался насупленный локомотив и никак не мог догнать. Поравнявшись со станцией, локомотив окончательно сдох, испустил пар, железные колеса отказались нестись дальше, визгливо и упрямо потребовали передышки. Мимо станции, теряя скорость катились платформы, нагруженные разномастными железными конструкциями. Состав остановился.
– Товарняк, – разочарованно изрек Заколов. – Пойдем, поищем расписание.
Он потянул подпружиненную дверь. За ней открылся маленький проходной холл с двумя скамейками. Противоположная дверь пугливо скрипнула и зашаталась, приоткрытая. Скомканная газета на скамье шевельнулась под сквозняком и скатилась на кафельный пол неопределенного грязного цвета. Под потолком щелкала и мерцала одинокая трубка люминесцентной лампы. Единственным ярким пятном в помещении был новый кроваво-красный плакат, где на фоне алого стяга злой боец со штыком наперевес устремлялся, как на врага, на каждого вошедшего. «1941–1945» – поясняла надпись.
– Пусто, – оглядел помещение Заколов.
Они вошли внутрь. Дверь хлопнула. Снаружи недовольно закаркали встревоженные вороны.
– И мрачно, – добавила Нина, прижимаясь к Тихону. Почему-то здесь, в помещении, ей было неуютнее, чем в открытом пространстве ночной степи.
Заколов подошел к закрытому окошку кассы, пошарил взглядом по наклеенным бумажкам.
– Да где у них тут расписание? – Он придвинулся к стеклу, пытаясь протиснуться взглядом в щели зашторенного окошка. – По-моему, там кто-то есть. Эй! Откройте! – Он постучал. Внутри явно виднелась склоненное на стол плечо. – Спит, что ли?