Война очень избирательна. К России она повернулась, нарядившись в маску героического прошлого и веры в собственную непобедимость. Тщательно и коварно она просеивает всю военно-историческую информацию и подсовывает через кино, прессу, литературу, музеи горделивое и ласкающее слух: «Не трогай русского медведя, а то осерчает!», «Не ходи на Москву!», «Мы русские, с нами Бог!», «Мы советские, настоящие люди!» «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами.» Опять же: «Кто с мечом к нам придет — от меча и погибает». И, наконец, общеуспокоительнос: «Шапками закидаем!»

Все правильно. Это обязательный момент патриотического воспитания. Это прививание положительной самооценки, отождествления себя с силой, борьба с суверенностью и чувством исторической вины за те поступки, которые должны рассматриваться лишь как досадные недоразумения и исключения (если уж их не удается скрыть).

Но за всем этим не видно: насколько война является сложным, неоднозначным, по-настоящему страшным явлением.

Хотя подтверждения тому можно найти в любых мало-мальски серьезных книгах. Они просачиваются, проступают, сквозят в текстах зачастую вопреки желанию их авторов. Я специально воспользовался всего восемью основными источниками, из которых взял довольно обширные цитаты. Назову их.

Это дневниковые записи Константина Симонова — «Разные дни войны». «Цусима» A.C. Новикова-Прибоя и «Крейсер «Улисс»» А. Маклина, участников событий, которые описаны в этих книгах. «Они сражались за Родину» М. Шолохова, «Разгром» А. Фадеева и «Избранные произведения» Э. Золя — мастеров пера, показывающих войну глазами простого солдата. И наконец, мемуары маршалов В.И. Чуйкова «От Сталинграда до Берлина», И.С. Конева «Записки командующего фронтом» и германского генерал-полковника Г. Фриснера «Проигранные сражения».

Все эти книги были изданы в советские времена и, разумеется, подвергались цензуре в лице многочисленных редакторов, союзов писателей и политуправлений. Тем ценнее упоминающиеся в них факты. Достаточно вычленить их из общего контекста книг, из мишуры напыщенных фраз, идеологических догм и свести воедино. Эго необходимо сделать, чтобы за фальшивыми масками увидеть подлинный лик войны.

И я намерен безжалостно срывать эти маски, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.

А маски распространились практически на все, вплоть до солдатского сленга и формы одежды.

Каждый любитель военной истории по фильмам и фотоматериалам представляет себе, как выглядели «волки» гросс-адмирала Деница, асы подводной войны фашистской Германии: заросшие щетиной (а иногда и просто бородатые), без знаков различия, в футболках и свитерах, с косынками на шеях, они напоминали бандитов. Настоящих разбойников.

И отношение у нас к этому неряшливому облику воспитали соответствующее. Одно слово — пираты!

А как обстояло дело у нас самих, если верить очевидцам, а не официальной пропаганде?

«Явился я на лодку в полном морском обмундировании — в кителе и суконных штанах. Эти штаны продержались на мне до обеда. Лодка шла полным ходом, и в ней было дико жарко. Дисциплина на лодке строжайшая. Но это дисциплина по существу. А формальной дисциплины в плавании не придерживаются. На вахте почти все стоят в штанах на голое тело, в майках или в холщовых комбинезонах. Сесть за командирский стол в расстегнутом френче, или без френча, или в комбинезоне за грех не считается. И в самом деле, застегиваться на все пуговицы и крахмалиться здесь просто невозможно физически.

Я сначала снял ботинки, потом брюки и, наконец, китель и проводил большую часть времени в трусах».

По сложившемуся стереотипу советские моряки сражались, боролись за жизнь своих кораблей, побеждали и гибли гладко выбритыми, в застегнутых до последней пуговицы кителях и бушлатах, в орденах и чуть ли не в парадной форме. Как из игрушечного набора. Болванчики.

Ведь даже кадры кинохроники у нас зачастую были постановочными и не отражали действительность. Почему же мы не можем представить, как это было на самом деле? В страшном напряжении, в бешеном темпе мчатся по железным отсекам, колдуют над механизмами, посылая во врага сотни килограммов взрывчатки или спасая свою лодку от гибельного града глубинных бомб, члены экипажа смертоносной машины, полуголые, перепачканные машинным маслом, обливающиеся потом, задыхающиеся от недостатка кислорода, с запекшимися губами, шепчущими слова нехитрых молитв.

Разве это каким-то образом унижает наших подводников, умаляет их заслуги?

ФОРМАЛЬНОЙ ДИСЦИПЛИНЫ В ПЛАВАНИИ НЕ ПРИДЕРЖИВАЮТСЯ! Но идеологическая маска войны сыграла над нами злую шутку, превратив тяжелейший воинский труд в маскарадное действие.

«Как бы ни приходилось мокнуть, дрогнуть и чертыхаться на дорогах нашему брату — военному корреспонденту, все его жалобы на то, что ему чаще приходится тащить машину на себе, чем ехать на ней, в конце концов, просто смешны перед лицом того, что делает сейчас самый обыкновенный рядовой пехотинец, один из миллионов, идущих по этим дорогам, иногда совершая (…) переходы по сорок километров в сутки. На шее у него автомат, за спиной полная выкладка. Он несет на себе все, что требуется солдату в пути. Человек проходит там, где не проходит машина, и в дополнение к тому, что он и без того нес на себе, несет на себе и то, что должно было бы ехать. Он идет в условиях, приближающихся к условиям жизни пещерного человека, порой на несколько суток забывая о том, что такое огонь. Шинель уже месяц не высыхает на нем до конца. И он постоянно чувствует. На плечах ее сырость. Во время марша ему часами негде сесть отдохнуть — кругом такая грязь, что в ней можно только тонуть по колено. Он иногда по суткам не видит горячей пищи, ибо порой вслед за ним не могут пройти не только машины, но и лошади с кухней. У него каждые сутки в конденсированном виде сваливается такое количество испытаний, которые другому человеку не выпадут за всю его жизнь.

И конечно — я до сих пор не упоминал об этом, — кроме того и прежде всего он ежедневно и ожесточенно воюет, подвергая себя смертельной опасности».

Наверное, у юнцов, обивавших пороги военкоматов, сбегавших на фронт в жажде скорее схватиться с ненавистным врагом, представление о войне не сильно отличалось от представления средней домохозяйки: строчат пулеметы, ревут танки, летят самолеты, а вокруг — взрывы, взрывы. «Кошмар!» — притворно закатит глаза домохозяйка. «Война!» — возбужденно воскликнет юнец.

И поэтому новобранцы и ополченцы, если им посчастливилось не сразу с отчаянным криком «мама!» сложить свои головы под гусеницами танков, а ситуация позволила им пройти хотя бы месячный курс «Молодого бойца», в нетерпении рвались на передовую, чей артиллерийский рокот они слышали вдали. Когда же для них начнется НАСТОЯЩАЯ война, где кинешься в бой и, возможно, совершишь подвиг? Почему их держат пусть в ближнем, но в тылу?

Но они уже воевали. Строили, копали, носили бревна, охраняли склады, разгружали вагоны, тушили пожары, таскали трупы…

Как часто глупая романтика мешает нам за войной увидеть войну!