– Что у вас там произошло? – перешел в атаку Фернан Луарет.

– Вы это о чем, господин Луарет? – безмятежно поинтересовался начальник охраны.

– Я вас спрашиваю, куда подевалась картина «Мона Лиза»?.. Да сядьте вы наконец, а то давите своими размерами!

Толстяк под строгим взглядом хранителя будто бы скукожился и опустился на указанный стул. Так гигантский корабль раскалывается надвое, когда налетает на подводный риф.

– Я уже говорил вот этому молодому человеку, – кивнул он в сторону Луи, – картину забрали фотографы, они готовятся к какой-то выставке.

– Какие фотографы? Почему об этом ничего не знает главный хранитель музея? Из какой они газеты? Журнала? «Тан»? «Пари-Журналь»? «Ревю де Монд»? Мы вообще запрещаем выносить кому-либо картины из залов, что это за вольность?

Начальник охраны выглядел растерянным. Вздохнув, он заговорил:

– Никто и не выносил, господин главный хранитель. У них есть в Лувре своя комната, где они проводят съемку. Они забирают туда картины, а утром возвращают.

– Кто отдал такое распоряжение?

– Такое распоряжение отдал господин директор, – озадаченно протянул Пьер Морис. – Готовится альбом живописи музея Лувра, вот они и фотографируют наиболее ценные экспонаты. В последнее время они забирали «Мону Лизу» каждый вечер.

– Почему в таком случае они не принесли картину утром?

– Наверняка они не успели ее отснять.

– Хорошо. Где прячутся эти ваши фотографы? – раздраженно прервал Фернан Луарет.

– Около «дворика Сфинкса».

– Пойдемте к ним! Я хочу выслушать их объяснение, почему они так долго держат у себя «Мону Лизу».

Распахнув дверь, хранитель размашистым шагом заторопился к «дворику Сфинкса».

– Господин Луарет, разрешите мне пойти с вами? – увязался следом Луи Дюбретон.

– Что с вами поделаешь, пойдемте!

Фотостудия занимала просторное помещение с большими окнами, выходящими в сад, стены были увешаны отснятыми картинами и портретами. В центре мастерской, занимая почетное место, висела громадная фотография «Моны Лизы». Еще одно фото «Джоконды» столь же впечатляющих размеров лежало на столе. Склонившись к нему, фотограф с реденькой бородкой тщательно ретушировал сложенные ладони.

Не удивившись столь представительной делегации и, по всей видимости, не замечая волнения главного хранителя, мастер улыбнулся прямо ему в лицо и с энтузиазмом заговорил:

– Очень хорошо вас понимаю, господин Луарет, вы пришли взглянуть, как мы работаем. Сейчас я как раз ретуширую «Мону Лизу», но уверяю вас, это не последний вариант. Мне нужно отобрать еще полсотни снимков, чтобы определить, какой из них будет лучше. А уже потом можно будет составлять альбом…

– Господин Лемье, я бы хотел знать, где вы прячете «Мону Лизу»? – прервал фотографа главный хранитель Лувра.

– Что-то я вас не совсем понимаю, о чем вы говорите. Картина там, где ей и положено быть, – недоуменно захлопал глазами фотограф, – в «Квадратном салоне».

– Картины там нет!

– Что значит «нет»?

– А то, что она исчезла и никто не знает, где она находится!

– Позвольте, но я здесь при чем?

– Нам известно, что каждый вечер вы забирали ее к себе, чтобы сделать фотографии. Забирали и несколько дней назад. Так извольте нам объяснить, где она?! – взвизгнул главный хранитель Лувра.

– Извольте разговаривать со мной в надлежащем тоне! – вскинул заостренную бородку фотограф. – Я не брал картину. И вообще «Моной Лизой» я уже более не занимаюсь. Я отснял столько фотографических пластинок, что знаю ее теперь лучше, чем сам Леонардо да Винчи.

– Когда вы брали ее в последний раз? – вытер пот со лба главный хранитель, понимая, что происходит нечто непоправимое.

– Пять дней назад. Об этом имеется запись в ваших книгах. Можете спросить об этом у господина Пьера Мориса, он сам закрывал за мной дверь.

– Это так? – повернулся Фернан Луарет к сконфуженному толстяку.

– Да, кажется, это было в среду.

– А более он к вам не обращался? – Фернан Луарет попытался спрятать за высокими интонациями отчаяние.

– Не припоминаю.

– Господин главный хранитель, – шагнул вперед художник, обратив на себя внимание присутствующих. – А может быть, картина у реставраторов? Я как-то случайно слышал, что господин директор хотел передать ее им. Вот, взгляните, – поднял он со стола фотографию. – Правый уголок картины немного потемнел. Так бывает. С возрастом картина становится более темной, нужно просто очистить верхний слой лака.

– Я совершенно не пойму, что происходит! – в сердцах воскликнул Фернан Луарет. – Если господин директор действительно передал ее реставраторам, так почему не поставил в известность меня? Я хранитель музея и не знаю, где находится одна из главных достопримечательностей Лувра! Реставраторы на месте? – обратился он к начальнику охраны.

– На месте, господин Луарет. Я открыл им комнату пятнадцать минут назад.

– Вот и прекрасно! Пойдемте! А там разберемся что к чему.

Реставраторы занимали огромное помещение на первом этаже. Пол в реставрационном помещении был закапан краской различной расцветки, как если бы реставраторы писали картины заново. На стенах, выстроившись в длинную очередь, висели полотна, дожидаясь своего часа на обновление. Перед картиной Франсуа Буше «Купание Дианы» стоял с тонкой кисточкой в руках главный реставратор Лувра господин Джорж Фроман. Поражало задумчивое вдохновленное лицо: невольно возникало впечатление, что он и есть истинный автор картины. Заметив вошедших, реставратор поставил кисточку в карманный стакан и заторопился на встречу, еще издалека выставив для приветствия ладонь.

– Господин хранитель, я вам сразу хочу сказать, что я здесь ни при чем, – яростно потряс он руку Фернана Луарета.

– Как так «ни при чем»? – удивился Луарет проницательности главного реставратора. – А кто же тогда виноват?

– Просто произошло некоторое недоразумение…

– Вот как? Проясните!

– Мы работали над этой картиной целых полтора года, ни одной из картин мы не уделяли столько внимания, сколько этой. Но тут произошло досадное недоразумение, наш молодой реставратор снял слишком много лака с верхнего слоя красок. Поэтому тончайшая дымка, окутывающая картину, теперь не столь выразительна, как выглядела раньше.

Хранитель облегченно вздохнул, но его лицо продолжало оставаться строгим.

– Кхм, – кашлянул он в кулак. – И это все? Надеюсь, это не испортило идею картины?

– Наоборот, – яростно взмахнул руками реставратор. – Она стала еще привлекательнее. Там, где были выцветшие пасмурные тона, теперь предстали коричневые и лазурные цвета.