– Иван, вы рассказывали мне в больнице, что чувствуете себя виноватым, чувствуете, будто с мамиными шубами и ее похоронили – ассоциировали этот свой поступок с ее смертью…

– Я до сих пор еще ассоциирую, – перебил врача Иван, – хотя уже в меньшей степени – не так все остро уже, конечно. Коля говорит, что это бред. Он вообще, знаете, в судьбу и злой рок не верит, – усмехнулся Иван. – Я не говорю, что я верю, но знаете, моя подруга – Оля – несколько дней назад повесилась, а я… я Коле рассказывал – ну, незадолго до этого, – каким Олино будущее себе представляю. Получилось почти то, что представлял – еще один вариант на тему. Предчувствовал, значит? И Олину смерть тоже…

– …

– А с шубами мы тогда хорошо развлеклись – первое и последнее хулиганство в моей жизни было, – грустно улыбнулся он. – Шучу… обманываю я вас сейчас. Я, знаете ли, тот еще возмутитель спокойствия – хулиган я редкостный.

* * *

– Иван, расскажите про первый ваш сексуальный опыт.

– Хм, – откинувшись на спинку дивана, Иван закинул ногу на ногу. – Мы ходили в школу, в один класс, сидели за соседними партами, – имитируя игру на гитаре, запел он грубым, развязным голосом, – у меня вечно был подбит глаз, у нее… у нее – дыры в карманах фартука… Мы забирались, где швабры, под лестницу, я залезал рукой ей под платье, она дрожала и давала волю лицу – корчила рожицы от счастья-проклятья[12]…

– Вы хорошо поете, Иван. Не думали заняться профессионально? – перебила Ивана врач.

– Знаете, чем я только не думал заниматься профессионально? – с некоторым раздражением ответил он.

– Продолжим?

– Песню?

– Про первый опыт.

– Ну-у-у, как-то, знаете, нечего особенно рассказывать, в смысле, про сам опыт. Быстро все как-то было, неловко очень, странно… короче, смешно ужасно, – улыбнулся Иван. – Я про девушку свою расскажу, о’k? Ксюша ее звали, и очень она, кстати, отличалась от моих подружек нынешних – не высокая, не худышка, не фанатичная какая-то там модница – ну, в смысле, не шмоточница. Спортивный стиль удобный предпочитала, короче: довольно скромно одевалась всегда, не броско, косметикой не пользовалась почти – да ей и не надо, и так хорошо… Это, если про внешность говорить – не последнее ведь, – с иронией заключил Иван. – А как человек, – тут же немного грустно продолжил он. – Знаете, она… она какая-то очень энергичная была всегда. Смелая, задорная… Оля, в общем, тоже веселая, но по-другому. Эта веселость ее – бутафорская и на истерику часто похожая. Ксю… от нее энергия правильная и очень какая-то мощная исходила… Хорошо я сказал? Красиво? – улыбнулся Иван. – Я на самом деле так думаю. Она сама по себе такая была – живая, светлая… позитивная, во!.. И сейчас, я знаю, такая же. И ей, знаете, допинг не нужен, а если и нужен – не такой, как нам. Она все из себя черпает. Знаете еще, что меня всегда потрясало? – Ксюша иногда в одно мгновение такой серьезной могла стать, властной. Она нашим лидером была в конно-спортивной школе, капитаном, вождем, и я… я нравился ей… ну… ну, в смысле не просто как друг. Мне она, конечно, тоже нравилась – вы поняли уже. Я любил ее, мне кажется, и так и говорил ей всегда: «Я так тебя люблю, Ксю», – Иван рассмеялся. – Правда, правда, не шучу я!.. У вас курить можно? – спросил он, доставая из кармана куртки пачку сигарет и оглядываясь в поисках пепельницы.

– Нет, курить у нас нельзя, – улыбнулась врач, – но для вас я сделаю исключение, – она поднялась из своего кресла, подошла к раковине и, взяв стоявшую на краю, вымытую недавно небольшую стеклянную банку, поставила ее перед Иваном, затем подошла к окну и приоткрыла раму.

– Мы много времени вместе проводили: ну, понятно, лошади – общая страсть, – Иван прикурил и глубоко затянулся, – но не только в школе. За город ездили – в компании и вдвоем – пинать сухие листья. Да-а-а, забавы у нас, конечно, были… вполне невинные такие забавочки, – Иван выпустил кольцами дым. – Мы в гости друг к другу ходили, уроки вместе делали. Ксю делала мои задания, – улыбнулся Иван. – Она же отличница была и старше меня почти на два года. Я не говорил? Это имеет вообще значение? Короче, была моя первая любовь крутая во всех отношениях девушка, к тому же защитница животных. Сейчас, кстати, собак разводит – ну, этих… лабрадоров… или сенбернаров… неважно, короче… Влияние она, конечно, на меня оказывала невероятное – я бы по ее приказу и в огонь, и в воду двинул, но этого не пришлось – мы тогда красивым похоронным ритуалом ограничились: как она сказала, отправили в последний путь безвинные жертвы человеческой жестокости и жадности…

– …

Иван глубоко затянулся и продолжал:

– Ладно, щас… про то, что вы спрашивали, попробую. Мне пятнадцать было – это же все тоже, когда мы разбились, в тот же год произошло – ну, почти в тот же… осенью, в ноябре. Ксю поцеловала меня – мы в деннике были, убирали там, чистили, соломой пахло здорово и лошади рядом фыркали. Я нервничал, конечно, жутко, закурить хотел. Она сказала: «Дурак ты, Ваня, сено же кругом», – отняла у меня сигарету… все… всю пачку… спрятала к себе в куртку и засмеялась – незнакомо, необычно как-то, знаете, – сама, наверное, нервничала. Мы потом уже говорили когда об этом – у нее тоже первый раз было. Но я думаю, Ксюша молодец – она, наверное, тогда уже и книжек разных умных начиталась – только благодаря этому мы кое-как все-таки состыковались, – снова улыбнулся Иван и затушил сигарету. – Я сейчас подумал – ну, если про ощущения свои говорить – знаете, ведь я… ну, меня ведь также потряхивало – с Колей… ну, тогда… тогда, когда он меня… ну, натянул по-настоящему. Бля-я-я! А-а-а-а! Господи! – Иван закрыл лицо руками. – Простите, ради бога – из меня иногда такое лезет, такой, мягко скажем, жаргончик, – извинялся он. – Просто с ним… ну с ним… ну, как с Ксюшей в первый раз было. Только… ну, разница только в том была, что с ним я ответственности не чувствовал – нет, чувствовал, конечно, но не такую и потом уже. Там другое совсем… из-за чего собственно все сейчас… из-за чего все так закрутилось вообще. А с Ксюшей… и с Ольгами моими, – улыбался Иван. – Ну, я же мужчиной должен был быть, самцом, бля! – смеялся он, вытаскивая новую сигарету.

– Были?.. Самцом-то? – шутливо, но предельно вежливо спросила врач.

– Старался, как мог! – весело, с наигранным пафосом парировал Иван. – Шучу, я же говорил вам – лодырь я и эгоист, а с девушками мне повезло очень: все как одна подобрались – дамы с активной жизненной позицией, даже если и заведенные маленько. И такие они все, знаете, скромностью не испорченные и чувственные очень, хотя на публике часто ну просто леди, леди. Легко, короче, с ними всегда было и просто. С самого начала.

– А что вы началом считаете?

– Свое возвращение из загробной жизни, – улыбнулся Иван. – Из реабилитационного центра, из Швейцарии. Я приехал когда, первым делом в конюшню двинул. Но Коля меня быстренько из конюшни вытащил и к репетиторам отправил. Как мама тогда… Он ведь и в больнице воспитанием моим занимался – я тогда помимо зубрежки заданий школьных занудных столько фильмов интересных посмотрел, столько книг прочитал. Диккенса этого… Коле нравится очень, не понимаю, кстати, почему – все собрание сочинений, а некоторые на английском даже – сам себе удивляюсь до сих пор. Но, знаете, когда лежишь неподвижно месяц, второй, третий, в кого угодно превратишься, и даже такой, как я – спортсмен тупой – умницей станет, а особенно когда рядом такой, как Коля… – грустно улыбнулся Иван и затушил сигарету.