Сари скорчила брезгливую гримасу:

— Тебя что, кроме мумий ничего больше не интересует?

— Ну вообще-то мы в древнеегипетской пирамиде! — заметил я.

— В этой гробнице может быть сокровищ и ценностей на миллионы долларов! — возмутилась Сари. — А ты только и думаешь, что о заплесневелом старом трупёшнике, обмазанном смолой и замотанном в марлю. — Она покачала головой. — Знаешь, нормальные ребята теряют интерес к мумиям эдак к восьми-девяти годам.

— Дядя Бен вот не растерял! — парировал я.

Тут уж ей пришлось заткнуться.

Дальше мы шли за Нилой и дядей Беном молча. Через некоторое время узкий тоннель резко пошел вверх. По мере того, как мы поднимались, воздух становился теплее.

Впереди я увидел огни. Два прожектора, работающие на батареях, были закреплены на стене. Когда мы приблизились, я понял, что никакая это не стена. Это была дверь.

Четверо рабочих — двое мужчин и две женщины — стояли на коленях, орудуя лопатками и кирками. Они соскабливали с двери последние куски земли.

— Как она прекрасна! — воскликнул дядя Бен, подбегая к рабочим. Они повернулись, чтобы поздороваться с ним. — Честное слово, это потрясающе!

Нила, Сари и я подошли к нему. Дядя Бен был прав. Древняя дверь действительно оказалась потрясающей!

Она была не слишком высока. Я видел, что дяде Бену придется нагнуть голову, чтобы в нее войти. Тем не менее, это была дверь, достойная царственной особы.

Темное красное дерево, из которого она была сделана, ныне окаменевшее, должно быть, специально привезли из дальних земель. Я знал, что в Египте такие деревья не растут. Сверху донизу дверь покрывали причудливые иероглифы. Я различил птиц, кошек, и многих других животных, вырезанных в темной древесине.

Поразительнее же всего была печать, запиравшая дверь — голова рычащего льва, отлитая из чистого золота. В свете прожекторов она сияла, подобно солнцу.

— Золото, оно мягкое, — сказал моему дяде один из рабочих. — Сбить такую печать — пара пустяков.

Дядя Бен положил на землю свой каменный молот. Долго смотрел он на рычащую голову льва, а потом повернулся к нам.

— Они считали, что лев сможет отпугнуть взломщиков, — пояснил он. — Похоже, это и впрямь помогало. До сегодняшнего дня.

— Доктор Хассад, я должна сфотографировать момент снятия печати, — подошла к нему Нила. — Вы должны мне это позволить. Нельзя не запечатлеть столь важный момент.

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Ну… хорошо, — согласился он.

Она благодарно улыбнулась и взяла камеру наизготовку.

— Спасибо, Бен.

Рабочие отошли назад. Один из них вручил дяде Бену молот и изящный инструмент, напоминающий скальпель хирурга.

— Эта честь принадлежит вам, доктор Хассад, — сказал он.

Дядя Бен поднял инструменты и подошел к печати.

— Когда я взломаю печать, мы откроем дверь и войдем в комнату, которую никто не посещал вот уже четыре тысячи лет, — провозгласил он.

Нила поднесла камеру к глазу, осторожно отлаживая объектив.

Мы с Сари подошли к рабочим.

Золотой лев, казалось, засиял еще ярче, когда дядя Бен занес над ним свои инструменты. В туннеле воцарилась мертвая тишина. Я буквально чувствовал повисшее в воздухе напряжение.

Какой волнующий момент!

Я понял, что стою не дыша. Тихо, протяжно выдохнул и снова набрал в грудь побольше воздуха.

Взглянул на Сари. Она застыла на месте, нервно покусывая нижнюю губу и держа руки по швам.

— Кто-нибудь хочет есть? Может, ну его все к черту? Пойдем лучше за пиццей! — сказал дядя Бен.

Мы все так и грохнули.

Такой уж он человек — мой дядя Бен: способен отколоть дурацкую шутку даже в самый волнующий момент своей жизни.

Снова воцарилась напряженная тишина. Лицо дяди Бена сделалось серьезным. Он снова повернулся к древней печати. Приставил к ней маленький скальпель.

Затем он начал поднимать молот.

И тогда чей-то голос прогремел:

— ПРОШУ, ДОЗВОЛЬТЕ МНЕ ПОКОИТЬСЯ С МИРОМ!

Я испуганно вскрикнул.

— ДОЗВОЛЬТЕ МНЕ ПОКОИТЬСЯ С МИРОМ! — повторил гулкий голос.

Дядя Бен опустил скальпель. Он повернулся, широко раскрыв глаза от удивления.

Я понял, что голос доносится откуда-то сзади. Обернувшись, я увидел незнакомца, наполовину скрытого во мраке туннеля. Он приближался к нам уверенным, размашистым шагом.

Это был долговязый мужчина, такой высокий, что в низком проходе ему приходилось горбиться. Совершенно лысый, если не считать бахромы волос за ушами, с тощим лицом и недружелюбной гримасой, застывшей на тонких губах.

Одет он был в идеально отутюженную куртку-сафари поверх рубашки с галстуком. Его маленькие черные глазки, похожие на изюминки, взирали на моего дядю с негодованием. Я задался вопросом, чем питается этот человек и питается ли вообще. Уж больно он был тощий — ни дать ни взять ожившая мумия!

— Омар!.. — начал дядя Бен. — Не ждал тебя из Каира.

— Дозвольте мне покоиться с миром, — повторил доктор Филдинг, на этот раз тише. — Это слова царевича Хор-Ра. Высеченные на древнем камне, что мы нашли месяц назад. Такова была последняя воля царевича.

— Омар, мы это уже проходили, — устало вздохнул дядя Бен. Он опустил молот и скальпель.

Доктор Филдинг протолкнулся мимо меня и Сари, словно нас тут и вовсе не было. Он остановился перед моим дядей и провел ладонью по лысому затылку.

— В таком случае, как же ты осмелился ломать печать? — спросил он сурово.

— Я ученый, — произнес дядя, отчеканивая каждое слово. — Я не могу позволить суеверию вставать на пути открытий, Омар.

— Я тоже ученый, — отвечал доктор Филдинг, обеими руками затягивая на шее галстук. — Но я не желаю осквернять эту древнюю гробницу. Я не желаю идти против воли царевича Хор-Ра. Также я не желаю называть заклинание, высеченное иероглифами, пустым суеверием.

— Вот в этом мы с тобою расходимся, — мягко сказал дядя Бен. Он показал на четверых рабочих. — Мы потратили слишком много месяцев, слишком много лет, чтобы остановиться на пороге открытия. Мы пойдем дальше, Омар. Мы должны пройти остаток пути.

Доктор Филдинг пожевал губу. Он показал на дверь.

— Посмотри, Бен. Здесь те же самые иероглифы, что и на камне. И то же предостережение. «Дозвольте мне покоиться с миром».

— Знаю, знаю, — нахмурился дядя.

— Предупреждение недвусмысленное, — горячо продолжал доктор Филдинг, глядя на моего дядю сузившимися глазками-изюминками. — Если кто-то нарушит покой царевича, если кто-то пять раз повторит древние слова, начертанные в гробнице — мумифицированный царевич вернется к жизни, горя жаждой мести тем, кто его потревожил.