— Да, конечно, я просто не знала…

— Тогда решено, — прервал Бретт. — Больше ничего другого не остается, пока вы не сможете купить себе какую-нибудь одежду.

— Хорошо, — очень тихо ответила Лиз.

Бретт направился было к двери, потом передумал и вернулся.

— Понимаю, вам неприятно, но пострайтесь не думать об этом, — сказал он.

Возможно, он все же добрый, подумала Лиз. Ей хотелось на это надеяться. Если они будут вместе воплощать в жизнь эту безумную затею, как назвал ее доктор Уинтер, им придется доверять друг другу. Но было бы намного проще, если бы ей удалось хоть чуточку полюбить его.

Лиз допивала кофе, когда Этель зашла за подносом.

— Вы еще не закончили, мисс! Не хочу вас торопить, зайду попозже. Я просто собиралась мыть посуду.

— Не надо, Этель, ты сможешь забрать поднос через две минуты. Не хочется оставлять ни капельки кофе миссис Джексон, он такой вкусный.

— Я ей передам, мисс, ей будет приятно. Как вы чувствуете себя сегодня, мисс? Вы выглядите намного лучше. У вас щеки порозовели. Вчера вы были бледной.

Лиз улыбнулась:

— Да, я чувствовала себя неважно, но сегодня мне уже лучше. Больше не бегай ко мне с подносом. Я буду спускаться вниз.

— Отлично. В доме будет чуть повеселее. Сейчас так тихо…

Служанка понизила голос и оглянулась в направлении соседней спальни.

— Бедный старый джентльмен болен, и сиделки все время шикают на нас. Миссис Джексон очень приятная дама, но говорит мало, — жалобно добавила девушка.

— У тебя есть братья или сестры? — спросила Лиз. Этель оживилась:

— Шестеро. Четыре девочки и два мальчика, я старшая, первой пошла на работу и стала приносить домой деньги. Я могла бы уехать в Вулворт или на швейную фабрику, но мама сказала, что лучше служить дома. Правда, я не знаю, долго ли продержусь.

— В доме нет других людей твоего возраста? Этель нахмурилась:

— Все ужасно старые. Есть миссис Джексон и миссис Бут, которая приходит три раза в неделю для грязной работы. Есть Фартингейл, который водит машину мистера Бретта, и есть Эймс — садовник. Ему почти сто лет.

— И больше никого?

— Ни души. — Внезапно Этель прищелкнула языком. — Ой, у меня совсем голова дырявая, как говорит мама. Конечно, есть еще мисс Джонсон, только сейчас она уехала.

— Мисс Джонсон?

— Да, секретарша старого хозяина. Она жила в доме с тех пор, как он заболел, а теперь иногда работает с мистером Бреттом в кабинете, но на прошлой неделе она уехала в отпуск. Скатертью дорожка! — Этель прижала ладонь ко рту. — Боже, я не должна сплетничать! Миссис Джексон с меня шкуру спустит.

Она боязливо оглянулась на дверь. Лиз улыбнулась:

— Ничего, скажешь, что это я тебя задержала. Я бы хотела кое-что узнать. Что случилось с одеждой, которая была на мне сразу после аварии?

— Да, мисс, это хорошенькое синее платье и пальто. Они были очень грязные, и миссис Джексон отправила меня в прачечную в Кенилворт. Они будут готовы завтра.

— Ясно. Спасибо, Этель. Придется найти что-нибудь другое.

Этель подбежала к гардеробу и распахнула дверцы.

— Ой, мисс, да у вас тут столько красивых вещей! Когда я приходила убирать комнату, то не могла устоять и всегда их разглядывала. Миссис Джексон приказала мне зажечь электрический камин, открыть все ящики и шкафы, чтобы все проветрилось к вашему приезду.

Этель осторожно перебирала платья и костюмы.

— Вот это мое любимое.

Она указала на вишневое вечернее платье из шелка с расшитым блестками воротником.

— Да, оно очень красивое. Я допила кофе, Этель, ты можешь забрать поднос.

— Да, мисс. — Этель осторожно подняла поднос одной рукой. — Хотите что-нибудь еще, мисс?

— Нет. Просто скажи миссис Джексон, что я буду есть внизу.

— Да, мисс. И…

Щеки Этель зарделись, в облике появилась торжественность.

— Да?

— Я так рада, что вы вернулись домой, мисс Элизабет, — застенчиво произнесла она.

Сады не обманули ожидания Лиз. Они и впрямь были прекрасны. Она приняла ванну, вымыла голову и надела самую простую одежду — зеленое хлопковое платье спортивного покроя с серебряной пряжкой на поясе. Похоже, его раньше никогда не надевали — спустившись вниз, Лиз поняла это по лицу миссис Джексон. Если экономке зеленое платье незнакомо, то, возможно, Бретту тоже. Будет лучше, если, глядя на нее, он не станет вспоминать Элизабет.

Лиз шла по траве, блестевшей от капель росы в лучах утреннего солнца. Стена кустов, окаймлявшая газон, переливалась россыпью желтых, розовых и алых цветов. В воздухе витал аромат сирени и боярышника. Лиз глубоко вздохнула и обернулась к дому.

Это был настоящий дом-сказка, его классическая красота смягчалась листвой лиан и деревьев: низкие окна обвивала глициния, рядом росли магнолия и жасмин. Кирпичная кладка казалась ярко-красной на фоне серебристых стволов берез, окружавших дом. Несмотря на внушительные размеры, дом органично вписывался в местный пейзаж, от этой картины веяло умиротворенностью и покоем.

А Элизабет все это бросила! Как, должно быть, она любила того человека. Миновав лужайку, Лиз прошла сквозь арку в буковой изгороди и оказалась в огороде. Она кое-что в этом понимала — невозможно было жить с Джоном и не разбираться в огородах.

Каждый день, возвращаясь домой из банка, Джон снимал деловой костюм, облачался в зеленый передник садовника с большими карманами, который Дороти подарила ему на день рождения, и отправлялся сражаться с сорняками, грибками и паразитами, имевшими наглость покуситься на его безупречные грядки с овощами. Фасоль Джона завоевала приз на местной выставке, а его спаржа была предметом зависти всех соседей. У него не оставалось времени на выращивание цветов, да в этом и не было нужды. В цветоводстве преуспевала Дороти. Ее клумбы, столь же аккуратные, как и грядки мужа, привлекали всеобщее внимание. Иногда Лиз пыталась представить, что с ними было бы, если бы в доме появились дети, но ее воображению не доставало красок.

Однако огород, представший ее взору, совсем не походил на грядки Джона. Его нельзя было назвать аккуратным, буйство зелени и красок создавало впечатление, что здесь так же много сорняков, как и овощей. Стручки гороха тяжело опускались до земли, кусты фасоли причудливо обвивались вокруг невысоких столбиков. Морковь, лук, капуста боролись за жизнь наравне с крестовником и мокричником. Но все превосходили ягодные кустарники, возможно, потому, что они росли тут давно. Огромные колючие кусты крыжовника преграждали тропинки, отяжелев под весом крупных зеленых полупрозрачных ягод. Малина, черная и красная смородина — все зрело, наливалось соком. На окружавших сад плодовых деревьях розовели персики и желтели абрикосы.