— Итак, вы его увидели, — сказала она с порога, — А теперь скажите, что вы намерены с ним делать?

— Что я намерен с ним делать? — Священник выпрямился. — Я… я не знаю, — ответил он в смятении. — Разумеется, я не собираюсь злоупотреблять вашей добротой…

— Так. — Флоренс стукнула тростью, не дав ему договорить. — Вы лучше скажите: правда ли, что есть ордер на его арест?

Священник еще больше растерялся.

— Да. Да, это правда. Мне его показал посланец из Лондона.

— Руперт Рэмзи? Этот грязный льстец?

— Да, из министерства иностранных дел, от самого лорда Уэстфорда.

— Пусть хоть от самого Люцифера, все равно я хочу знать о его намерениях. Никто не смеет входить в церковь во время службы и с подозрением оглядывать прихожан, будто они собираются вытащить монеты из кружки для пожертвований, вместо того чтобы положить их туда.

— Да, на прошлой неделе солдаты несколько раз побывали в моем доме, искали Эмори. Жена до смерти напугана.

— Могу себе представить, — не без ехидства заметила Флоренс. — Но вы, надеюсь, не верите в то, что Рори — бонапартист. Ведь это сущая чепуха, не так ли?

— Верю я или нет, не имеет значения, — уклончиво ответил священник. — Есть свидетель, видевший его в Рошфоре ночью, за день до того, как Бонапарт сдался капитану «Беллерофонта». Поступило также сообщение, что корабль Эмори, «Интрепид», несколько дней спустя прорвал блокаду и ему пришлось идти в Англию.

— Неужели, черт побери, он так глуп, что приехал сюда, в то время как его разыскивает полстраны?

— Рэмзи убежден, что Бонапарта снова попытаются спасти. И что не последнюю роль здесь сыграет Эмори. — Священник умолк и посмотрел на неподвижно лежавшего брата. — Я не видел его три года, — кротко сказал он. — Я даже не знал, где он и как с ним связаться. Поэтому мне не приходилось лгать во время допросов.

Флоренс приподняла бровь, и преподобный отец покраснел.

— Я всегда защищал своих братьев, если даже они совершали не праведные поступки. Но если то, что говорит Рэмзи, правда, если Эмори работал на бонапартистов, это уже не внутрисемейное дело. Обвинения серьезные, есть ордер на арест, и я, посланец Божий на земле и верноподданный королевства, обязан передать Эмори в руки властей. Если он невиновен, суд его оправдает.

— А когда ему предъявят обвинение?

— Если ему предъявят обвинение, я…

— Я не сказала «если». — Флоренс стукнула об пол тростью. — Я сказала «когда». Потому что эти жирные дураки, которые заседают в парламенте, сделают все, чтобы его осудили: им надо найти козла отпущения и вздернуть его вместо Бонапарта.

Аннели с удивлением смотрела на бабушку. Старую, высохшую, немного эксцентричную. Глаза ее светились умом и пылали гневом.

— Эта хваленая палата лордов никогда не подпишет смертный приговор Бонапарту. Вместо него повесят Эмори, который помог корсиканцу бежать из тюрьмы. Лучшего козла отпущения им просто не найти. Устроят публичную казнь, а Эмори оставят поверх земли на несколько месяцев, чтобы все могли плевать в него и всячески осквернять. Такой суд справедливым не назовешь. И сфабрикует все это дело Рэмзи, жалкий, ничтожный тип.

Священник побледнел, руки его задрожали.

— Но если я заберу Эмори к себе, его найдут. Если отвезу его в Уинзи-Ходл, пострадает Артур.

— А разве нельзя оставить его здесь? — спросила Аннели. — Уиддиком-Хаус — последнее место, где будут искать опасного преступника.

Священник и Флоренс удивленно посмотрели на нее.

— Хотя бы на первое время, пока он так беззащитен. — едва слышно произнесла Аннели. Флоренс снова стукнула тростью.

— Моя внучка абсолютно права. Это самое безопасное для него место. Мои люди умеют держать язык за зубами. Мистер Брум будет за ним присматривать, а Уиллеркинз пристрелит, если Эмори вздумает буянить.

Священник покачал головой.

— Я не могу подвергнуть вас такому риску.

— Я сама иду на риск, дорогой мальчик. Я обеими руками за справедливость и преданность, целовала бы стопы короля, если бы Эмори отпустили. В то же время я не допущу, чтобы хорошего человека оклеветали и осудили. Хотелось бы знать, какими они располагают доказательствами против него. Думаю, вам это тоже небезынтересно.

Священник вытащил носовой платок, вытер пот со лба.

— Попробую навести справки. Очень осторожно. Чтобы еще больше не напугать Люсиль. Она умоляла отпустить ее в Лондон. Возможно, сейчас для этого самое время.

— Надеюсь, ее не было в доме, когда Трокмортон приехал за вами?

— Нет, она обедала с леди из Общества защиты сирот. В последнее время Люсиль усиленно занимается благотворительностью. Видимо, общение с Беднягой Артуром помогло ей понять, как необходимы сострадание и доброта в нашем жестоком мире.

— Уверена, что это так, — сухо сказала Флоренс. — И я совершенно с вами согласна, преподобный отец, что надо отослать из дому Люсиль, пока все не прояснится. Для бедной девочки это было бы тяжелым испытанием.

Прошло ровно шестьдесят два часа, но Эмори по-прежнему не подавал никаких признаков жизни, и Аннели стала сомневаться, действительно ли он открывал глаза на берегу. Она пыталась не выказывать особого интереса к больному. Ведь неприлично оставаться в комнате наедине с голым мужчиной, пусть даже он без сознания. Но бабушка, которая предусмотрительно приказала перенести Эмори в пристройку, была не в состоянии одолеть крутую и узкую лестницу. Аннели то и дело поднималась к нему и, видя, что он не приходит в сознание, не на шутку встревожилась.

К концу второго дня беготня вверх-вниз по лестнице так утомила Аннели, что она решила дежурить возле больного, пока Гарольд Брум будет выполнять свои обязанности по дому. На третий день, когда он ушел за водой, Аннели увидела, что Эмори Олторп открыл глаза и устремил на нее взгляд.

Поджав под себя ноги, она сидела на подоконнике и водила пальцем по пыльному оконному стеклу. Ставни были распахнуты, в комнату лились потоки солнечного света, и в их сиянии Аннели с копной густых золотистых волос, в платье из белоснежного муслина казалась прекрасным, неземным созданием. Только сейчас Аннели осознала, что взгляд жгуче-черных глаз Эмори прикован к ней.

В течение минуты они смотрели друг на друга. Аннели почувствовала, как кровь отхлынула от лица, и ощутила слабость во всем теле. Ее сковал ледяной холод, она не могла пошевелиться. Даже перестала дышать.

— Я мертв? — спросил он резким шепотом. — Это конец? Аннели бросила взгляд на дверь. Брум почему-то еще не вернулся, хотя отсутствовал уже больше часа. Аннели оставалась наедине с опасным преступником, на расстоянии трех лестничных пролетов от слуг, которые были слишком глухи, чтобы услышать ее крики, и слишком стары, чтобы броситься ей на помощь.