твой шпион, – холодно ответила она, – но лучше бы тебе с ним потолковать, чтобы он не перевирал информацию.

Зулика вздернула темные брови:

– Ты хочешь сказать, что ты не…

– Я ничего не хочу сказать, – ответила Кива, внутри которой бурлил гнев, – потому что я и не обязана ничего говорить. Я твоя сестра. Одного этого должно быть достаточно, чтобы доверять мне.

– Я никому не доверяю, – огрызнулась Зулика. – И уж точно не человеку, который последние десять лет был все равно что мертв.

Кива дернулась, как от пощечины. Зулика заметила эту резкую реакцию, и ее лицо смягчилось впервые с тех пор, как она вошла в комнату. Она будто собралась извиниться, но ее прервали: раздались громкие торопливые шаги и мужской голос требовательно спросил:

– Где она?

Охрана что-то пробормотала в ответ, и через несколько мгновений в дверь ворвался молодой мужчина, который резко остановился, едва его взгляд упал на Киву.

Изумрудные глаза – точно такие же, как у нее самой.

Точно такие же, как у их покойной матери.

– Кива! – выдохнул ее брат Торелл, будто в молитве.

Чувствуя, как сдавило горло, Кива шепнула в ответ:

– Привет, Тор.

Он сделал еще шаг, все не отводя от нее взгляда, но затем сощурился, заметив кляп, веревки и серьезный ушиб, который, как Кива чувствовала, цвел у левого виска.

– Какого черта?! – рыкнул Торелл, вонзая в Зулику такой взгляд, что у Кивы затряслись колени.

– Успокойся, – ответила Зулика. – Мы с Кивой как раз знакомились заново.

Тор еще сильнее помрачнел, сжал челюсти, будто борясь с рвущимся наружу ответом. Достав кинжал, он опустился перед Кивой на колени и принялся перерезать путы. Освободив ее, он поднялся, помог встать Киве и сразу же заключил ее в объятия.

– Кива, – вновь выдохнул он, стискивая ее так крепко, что в легких не осталось воздуха. Но она не жаловалась, обнимая его так же яростно и чувствуя, как слезы текут по щекам.

Вот так она представляла себе воссоединение. О таком мечтала.

Тору, второму по старшинству, было почти десять, когда Кива видела его в последний раз, тогда он был тощим мальчишкой с вечно содранными коленями. В молодом мужчине, что высился перед ней теперь, не осталось ничего от того ребенка. Черные волосы и пронзительные глаза дополнял плотный бронзовый загар, широкие плечи и тренированное тело выдавали многие годы строгой дисциплины. Одежда была темных тонов, а оружия имелось достаточно, чтобы Наари позеленела от зависти, – все в нем кричало, что это боец, воин. Было очевидно, что он, как и Зулика, сильно изменился за последние десять лет.

– Боги, Кива, ты бы знала, как я скучал по тебе! – сказал Тор. Он вытер ее слезы, а потом взял за подбородок и повернул ее голову, чтобы осмотреть ушиб на виске. Красивое лицо ожесточилось, и голосом, не предвещавшим ничего хорошего, он спросил:

– Кто это сделал?

– Просто синячок, – примирительно вклинилась Зулика, не дав ответить Киве. – Ее не так-то просто было разделить с друзьями, а на фестивале была такая толпа, что все пошло не по плану. Видишь, все у нее в полном порядке.

Как бы ни хотелось Киве посмотреть, как жестокий Борин получит свое, она понимала, что брата лучше успокоить, так что она накрыла рукой его ладонь, лежавшую на непострадавшей стороне лица:

– Не волнуйся, бывало и хуже.

Зря она это произнесла: изумрудные глаза брата потемнели, когда он осознал, почему – и где – ей бывало больнее.

У него дернулся кадык, и гнев засочился из него, будто кровь из ран, когда он хрипло прошептал:

– Я почти добрался до тебя.

Видя, как он мучится, Кива непонимающе выдавила в ответ:

– Что?

– Мы были так близко, – продолжал он, смотря в никуда, мыслями пребывая где-то далеко отсюда. – Со мной были лучшие бойцы, готовые на что угодно, лишь бы освободить тебя и маму.

Кива охнула: до нее дошло.

– Мы скрывались в горах, дразнили смотрителя и охрану, – рассказывал Торелл. – Изобразили нападение, чтобы смотритель удвоил посты. Нам нужно было отвлечь их, занять чем-нибудь, чтобы они не разгадали, что нам нужно на самом деле.

Кива припомнила, как шла по столовой вечером перед вторым испытанием и подслушала разговор заключенных. Они говорили, что мятежники пытались пробраться внутрь, но не смогли. Но… Если Тор говорит, что они не пытались, что лишь притворялись…

– Все уже было готово, – проговорил он безжизненным голосом. – Все было готово для удара, но тут…

– Но тут я приказала им отступить, – перебила Зулика. Она напряженно наблюдала за Кивой, будто пытаясь прийти к какому-то решению, затем кивнула самой себе и продолжила уже свободнее: – Тор – генерал повстанцев, полномочия у нас одинаковые, но раз мама, прежде чем отправиться в Залиндов, выбрала исполняющей обязанности командующей именно меня, то нет никакого смысла препираться на глазах у войска. Пусть он и был недоволен, ему оставалось только отступить.

«Недоволен» казалось слишком мягким словом для описания чувств Тора, учитывая боль, отразившуюся на его лице.

– Ты сказала, мама отправилась в Залиндов? – Это слово имело странный привкус, будто Тильда добровольно отправилась в тюрьму. – Ее разве… ее разве не арестовали? В Мирравене?

Никто не успел ответить: с потолка раздалось три громких удара, вниз дождем посыпались пыль и штукатурка.

– Времени мало, – Зулика стряхнула белые хлопья с кожаной одежды. – Кажется, твои дружки куда лучшие следопыты, чем я ожидала.

Кива проигнорировала насмешку в ее голосе – так же как и чувство, охватившее ее при словах, что Джарен и Наари идут за ней. Они-то не стали ждать десять лет, чтобы попытаться ее спасти.

– Ответь, – голос у нее чуть дрожал, – мне нужно знать…

– Тебе много чего нужно узнать, – ответила Зулика, и пусть слова были насмешливые, но лицо сохраняло серьезность. – Но придется подождать.

Тор вздохнул и ободряюще обнял Киву за плечи.

– Зули права. Я слышал, с кем ты теперь водишься. Нам лучше убраться отсюда подальше прежде, чем они явятся.

Кива напряглась, ожидая, что он обвинит ее в том же, в чем и Зулика, но Торелл лишь ухмыльнулся и добавил:

– Подружиться с наследным принцем и его Золотым Щитом? Весьма умно. Лучше способа разведать их тайны и не придумаешь.

Он хвалил ее, но в глазах читалось что-то такое, чему Кива не смогла дать название. Он не осуждал ее, не подозревал, ничего даже отдаленно похожего на то, что читалось во взгляде Зулики. Но было нечто такое, что беспокоило Киву: она будто в зеркало смотрелась. Однако она не успела понять, что же это: Торелл моргнул, и наваждение пропало.

Сверху