«Вчерашний день был очень невеселым: княгиня обязана представить правительству рекрутов. В этом году из каждых 500 человек забирали четырех мужчин, в прошлом году — вполовину меньше. Мужчина, которого берут в армию, в семье считается как бы умершим… Из-за огромных размеров империи, плохой почты и неграмотности крестьян родным невозможно получить какие-либо известия от солдата. Близкие его сначала безутешны, а потом совершенно о нем забывают…» Так пишет о русском рекрутском наборе иностранка, жившая в Калужской губернии в начале XIX века.

За годы царствования императора Александра I было произведено 17 рекрутских наборов: в 1802 году, по общему счету 73-й набор, по два рекрута от 500 душ, в 1803 году — опять по два рекрута, в 1804 году — по одному рекруту. В 1808 и 1809 годах было два набора по пять человек, в 1810 году — набор по три человека, в 1811 году — по четыре человека. В 1812 году было три набора, в 1813 году — два набора. Следующие наборы проходили в 1818, 1819 и 1824 годах, все по три человека от 500 душ. Таким образом, за 25 лет в армию взяли более двух миллионов мужчин, из них — в годы активных военных действий (с 1812 по 1815-й) — 1 237 000 человек. Как отмечают современники, эти наборы совершенно обескровили сельское и городское население, и после 1813 года в некоторых губерниях нужного по разнарядке числа рекрут уже набрать не могли. Тогда правительство разрешило сдавать за них 12-летних мальчиков, которых помещали в военно-сиротские отделения и из которых готовили для армии мастеровых, писарей, музыкантов, унтер-офицеров.

Дело в том, что рекрутскую повинность в России несли только два сословия: крестьяне и мещане (около 16 миллионов душ мужского пола). Дворянство и духовенство было от нее освобождено. Купечество же взамен рекрутов вносило деньги по стоимости рекрутской зачетной квитанции (в 1813 году за одного человека 350 рублей).

Требования при наборе рекрут предъявляли очень простые: «надлежащий рост, совершенные лета и здоровье».

Рост для солдата в те годы являлся очень важным показателем. Его даже указывали при ходатайстве о награждении. Например, за сражение под Гейльсбергом были представлены к знакам отличия Военного ордена нижние чины лейб-эскадрона Польского конного полка: «Товарищ Роман Синицкий, в службе с 1802 года, ростом мерою 2 аршина 7 вершков, отличился под Гейльсбергом 1807 мая 29-го. Взял в плен французского офицера и двух рядовых в рукопашной схватке с кавалерией. «Шеренговый» Степан Анецкий в службе с 1804 года, ростом мерою 2 аршина 7 и 3/4 вершка, отличился под Гейльсбергом 1807 мая 29-го. Вместе с Синицким взял в плен офицера и двух рядовых…»

Нормой при сдаче рекрутов тогда считали рост в 2 аршина 4 вершка (примерно 160 см). Но в 1812–1813 годах эту норму снизили до 2 аршин 2 вершков. За рослыми молодыми людьми хорошего телосложения шла настоящая охота: их отбирали для гвардейских полков (рост требовался не менее 2 аршин 7 вершков, примерно 173–175 см), гренадерских, кирасирских.

«В деревню вернулся староста и с ним семеро из десяти рекрутов. Несколько дней назад он отвозил их в Калугу, где капитан гвардии из Санкт-Петербурга должен был принять рекрутов или забраковать тех, кто не подходит по росту, по ширине груди, etc. Возвратился и Пашенькин дядя, поскольку оказалось, что грудь у него на полдюйма уже, чем требуется, хотя он — красивый, хорошо сложенный мужчина. В деревне вечером было семь счастливых семей, потому что быть забракованным — счастье. Однако семерых, признанных негодными, нужно заменить другими, что тяжело для княгини (Е. Р. Дашковой, владелицы этой деревни. — А.Б.)».

Возрастные границы не были столь жесткими. По правилам в армию брали мужчин от 17 до 35 лет. В 1812–1813 годах опять же по недостатку людей планку подняли до 40 лет. Иностранные наблюдатели в Париже в 1814 году отмечали, что русская армия выглядит старой. Но то были не ветераны и бывалые солдаты — они остались на полях сражений в России и Европе, — а новобранцы, новички, взятые по этому возрастному пределу.

Понятия о здоровье тоже были не слишком сложными. Не брали душевнобольных («глупость, безумие, задумчивость»), имеющих внутренние болезни («сухотка, чахотка, водянка»), а также внешние дефекты («глухота, немота, горб, кривая шея, зоб»). Иногда рекрутов осматривал врач. Тогда в полковых документах появлялись следующие записи: «Аверьян Савельев сын Лизенков, 19-ти лет, ростом мерою 2 аршина 2 вершка, лицо бело красновато и немного рябовато, волосы изчерна, глаза черные, нос широковат, на брюхе несколько ямочек, правой руки на плече изкрасна пятно, на правом бедре и повыше колена шрам, на левой лопатке изкрасна небольшие знаки, на левом бедре и на ляжке знак красной…»

Но по большей части медиков, которых в войсках и так недоставало, этой рутинной работой не утруждали. Осмотр делали бегло, можно сказать, формально, описывая лишь внешние приметы, особенно — при вербовке в легкую кавалерию, когда нужно было любым способом и быстро набрать определенное число солдат.

Вот характерный пример такой скорописи: «Товарищ» Александр Васильев сын Соколов, от роду лет 17, ростом мерою 2 аршина 5 вершков, лицом смугл, рябоват, волосы русые, глаза карие, из Российских дворян Пермской губернии, того же уезда, крестьян не имеет, доказательств о дворянстве не представил…» Самое интересное заключается в том, что это — формулярный список Н. А. Дуровой, которая 9 марта 1807 года поступила рядовым дворянского звания («товарищем») в Польский, тогда еще конный полк, вербовавший людей в городе Гродно.

В 1812 году Военная коллегия разрешила допустить к приему в рекруты людей, имеющих даже телесные пороки и недостатки, «кои не могут служить препятствием маршировать, носить амуницию, владеть и действовать ружьем». Теперь в армию могли попасть те, кого раньше браковали сразу: редковолосые, разноглазые, косые, с бельмами и пятнами на левом глазе, заики и косноязычные, не имеющие 6–8 боковых зубов («лишь бы только в целости были передние, для скусывания патронов необходимые»), с наростами на черепе и с недостатками одного пальца на ноге или на левой руке, со сросшимися пальцами, «не препятствующими заряжать и действовать ружьем», — и наконец… кастраты.

Система рекрутских наборов обеспечивала армию в основном выходцами из русской крепостной деревни. Они составляли костяк нижних чинов в полках пехоты и в артиллерии. Но в гусарах и в уланах в царствование Александра I крепостных было сравнительно мало. Сохранившиеся документы говорят о том, что в легкую кавалерию все-таки брали людей вольных.

Губернии Екатеринославская и Новороссийская, где проживали потомки первых русских гусар, то есть сербов, венгров, хорватов, словаков, давно считающие Россию своей родиной, давали немалое число рядовых в гусарские полки александровской эпохи. Еще служили в них казаки из Черниговской, Полтавской и Киевской губерний, наследники славных традиций слободского войска, в течение двух столетий охранявшего границы государства от вторжений турок и крымских татар. Много было польской и литовской шляхты, чье дворянство, по выражению Дуровой, служившей в Польском полку, «было легко, как пух». Шли в гусары и мещане из украинских городков вроде Нежина, Козельца, Пирятина, Бахмача, Миргорода, чьи предки также принадлежали к казачьему сословию.