Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее язык прилип к нёбу.
— Это… это для меня несколько неожиданно, Дирк. Ты… совсем не знаешь меня.
Господи! Как глупо! Неужели мне больше нечего ему сказать?
Дирк взял ее руку и поднес к губам.
— Шона, мне достаточно того, что я увидел сегодня. Ты смелая, гордая. — Он подмигнул и озорно добавил: — И сексуальная.
Девушка с усилием проглотила комок в горле, не находя слов для ответа. Он ждал от нее решения, но его близость мешала ей сосредоточиться. От него исходила какая-то энергия, которая завораживала ее, приводя в трепет.
— Хорошо, Дирк, — прошептала Шона, — я согласна стать твоей женой.
Он придвинулся к ней. Их долгий поцелуй был нежным, теплым. Она оттолкнула его, едва справляясь со своим дыханием.
Уставившись невидящим взором в лобовое стекло, она пробормотала:
— Не знаю, как отнесется к этому мой отец. Его единственная дочь выходит замуж за Макалистера! Его хватит удар.
Дирк мрачно кивнул:
— Все может быть. Моего отца тоже не очень обрадует такая перспектива. Но я уговорю его. В конце концов только нам решать нашу судьбу. Время динозавров прошло.
— Ты не знаешь Рори, — уныло проговорила Шона.
— Все понятно. Но он же умный человек, и если поймет, насколько сильны наши чувства, думаю, ему придется смириться. Со временем Рори должен смягчиться.
Она покачала головой.
— Со временем древесина дуба становится только тверже. Будет лучше, если я сама сначала поговорю с ним, подготовлю почву.
Дирк не ответил, но чем больше она об этом думала, тем сильнее становилась ее уверенность в своей правоте. Рори будет произносить пышные речи, неистовать, топать ногами, но потом успокоится. Затем ненадолго надуется, будет глядеть исподлобья и бормотать о неблагодарности и вероломстве детей. Надо заготовить побольше виски. Отец выпьет стаканчик-другой — и все уладится. Господи, хоть бы это было так.
— Когда ты думаешь поговорить с ним? — спросила она Дирка. — Рори никогда не возвращается с аукциона раньше полуночи. Давай оставим этот разговор до завтра.
Дирк помедлил, и девушка испугалась, что он передумает, но, к ее облегчению, молодой человек решительно кивнул.
— Хорошо. Завтра утром. Скажи, что я буду у вас после завтрака.
Они поцеловались на прощание.
Шона вышла из машины, помахала рукой вслед удалявшейся машине и, взяв себя в руки, направилась к дому.
Увидев ее, Мораг всплеснула руками.
— Боже! Только сегодня утром я выстирала и выгладила это платье. У тебя такой вид, словно ты искупалась в болоте. Давай-ка переоденься, и я его поскорее выстираю.
— Все хорошо, Мораг. Я во всем виновата и поэтому не хочу взваливать на тебя лишнюю работу. Мне не трудно выстирать его самой.
Она налила себе чаю.
— Нет уж, — чопорно сказала Мораг, — ты госпожа в этом доме. Хорошенькое дельце, если кто-то услышит, что ты сама стираешь! И вообще… как ты смогла так испачкаться? Где ты пропадала весь день?
Девушка глубоко вздохнула. Мораг почувствует ложь за сотни миль даже в самую темную ночь.
— Ну так я лучше тебе все расскажу, чем тебе насплетничают, — проговорила Шона. — Мы были вместе с Дирком Макалистером.
Экономка недоверчиво посмотрела на свою воспитанницу.
— Это правда?
— Да. Он пригласил меня на ланч в отеле, а потом мы поехали на лодке на Пара Мор посмотреть на аварию его шлюпки.
— Но ведь был же страшный шторм.
— Он начался, когда мы уже приплыли к острову. А во время грозы мы укрылись на старой ферме.
Мораг испытующим взглядом посмотрела на ее измятое и запачканное платье, сморщила губы и кивнула:
— Да… На твоем месте я бы не стала ничего рассказывать отцу. Не думаю, что его это обрадует.
Шона долго стояла в душе, словно смывая с себя весь сегодняшний день, затем надела джинсы и свитер и спустилась на кухню, где Мораг уже накрыла на стол. С беспокойством, нетерпением Шона ожидала приезда отца. В какой-то момент девушке стало нестерпимо страшно, и она пожалела, что молния не попала в нее.
Свернувшись калачиком, Шона лежала на диване в библиотеке, когда в десять часов хлопнула входная дверь.
Отложив книгу, она вскочила, подбежала к отцу и поцеловала его в щеку. Его лицо было усталым и хмурым.
— Хочешь виски? — предложила она. — У тебя такой вид, словно тебе именно этого не хватает. Что нового на аукционе?
— Просто трата времени, — резко ответил Рори, — вот я и уехал раньше.
Он плюхнулся в кресло и взял протянутый ею большой стакан виски.
— Спасибо, малышка. Оставь эту бутылку. — Он сделал большой глоток, вздохнул и облизал губы, затем ласково посмотрел на нее. — Ты стала такой красивой. Как бы я хотел, чтобы твоя мать дожила до этого момента и увидела, какая ты взрослая. У тебя мои рыжие волосы, но когда я смотрю в твои глаза, я словно вижу ее. — Он вздохнул, осушил бокал и поставил его, чтобы снова наполнить. — Да, ты единственное, что осталось в моей жизни, ради чего мне хочется жить.
О боже! Ну почему именно сегодня на него накатила сентиментальность?
Шона отвернулась, испугавшись, что он заметит душевную муку на ее лице. Она, его кровь и плоть, предает его. Рори не простит ей этого никогда. Но отступать было некуда.
Проглотив подступивший к горлу комок, она тихо сказала:
— Мне… мне надо кое-что тебе сказать. Такое, что я знаю, тебе не понравится…
Брови ее отца сошлись на переносице, затем он кивнул ей, ожидая продолжения.
— Ну что ж, давай. Раньше ты никогда не боялась выкладывать, что у тебя на уме. Теперь уже слишком поздно менять свои жизненные устои.
Девушка с робостью подняла на него глаза, затем собрав в себя свое мужество, выпалила:
— Дирк Макалистер хочет встретиться с тобой завтра утром.
Рори прищурился и взревел:
— В самом деле? Чем же я заслужил такую благосклонность?
Глотая слова, Шона пролепетала:
— Дирк и я… Мы… Мы решили пожениться.
Мощный кулак ее отца сжал стакан — послышался треск лопнувшего стекла. Он свирепо посмотрел на свою руку и пробормотал:
— Чертовщина какая-то!
Рори сильно порезался осколками, и девушка бросилась ему на помощь, но он с силой оттолкнул ее. Вытащив из кармана пиджака носовой платок, он туго затянул рану, затем поднял на дочь свои черные бездонные глаза.
— Я требую, чтобы такие слова больше никогда не произносились в этом доме. Моя дочь никогда не опустится до того, чтобы выйти замуж за Макалистера. А теперь иди спать…