как солнце, щитом; за ней укрывалось человечество, а от светлых лучей ее щита разбегались во все стороны черные силы болезней. Стены были украшены и венками из пшеницы. Сидя за столом, я спросил о них Глэдис.

— Это мой отец… Он влюблен в зерно.

— Я бы хотел с ним познакомиться, — сказал я.

— Он сейчас на севе в прериях в качестве главного агронома северо-западного земледельческого района… Но мы надеемся, что не сегодня-завтра земледельцы прилетят домой.

После завтрака флоридцы куда-то телефонировали, спрашивали Глэдис о каких-то «рабочих крыльях» и потом гурьбой поднялись на крышу дома, говоря, что улетают на работу. Глэдис также нарядилась во что-то подобное бывшим комбинезонам и походила теперь на розового младенца. Она тоже готовилась к работе.

Я не мог оставаться трутнем среди этих трудолюбивых пчелок. Сказал, что тоже хочу что-нибудь делать.

— Вы еще на положении больного, — ответила мне Глэдис.

— Какой же я больной? Если я не способен выполнять тяжелую работу, поручите мне что-нибудь детское.

— Мы летим на склады разгружать ящики с апельсинами, которые мы вчера привезли с собой, — сказали флоридцы. — Летим с нами!

— Хорошо, — согласилась Глэдис. — А после работы я покажу Питу наши фабрики и склады.

Я думал, что мы снова полетим на самолетах, но на крыше увидел, что мои товарищи вынесли из расположенной здесь же будки какие-то устройства, похожие на крылья, и прицепили их друг другу на спины. Эти крылья были сработаны наподобие крыльев майских жуков: одна пара оставалась неподвижна и поддерживала летунов в воздухе, а другая, подвижная, обеспечивала полет. Мотор устанавливался у летуна на спине и закреплялся ремнями, пропущенными под мышки.

— А почему вы не летите на обычных самолетах? — спросил я, когда и на меня надели крылья.

— Самолеты слишком большие, и когда на работу съезжаются несколько тысяч человек, их негде поставить.

Мне показали, как приводить крылья в движение и направлять полет вверх и вниз. Шестеро флоридцев и Глэдис взлетели с крыши, как сказочные ангелы. Мне было боязно. Они кричали, чтобы я летел за ними. Тогда я нажал пуговку, крылья задвигались и понесли меня вверх. Глэдис помчалась за мной, стараясь на лету обучить меня управлению ими. Наконец я выровнял лет. Через несколько минут мы были уже на крыше фруктового склада в прерии Сумас.

В направлении бывшей границы Соединенных Штатов тянулась шеренга многоэтажных зданий, над крышами которых висели в воздухе огромные грузовые корабли-самолеты. Как рой птиц, со всех концов долины Фрейзер трудовой люд слетался на работу. Приземляясь на крышах, работники весело здоровались друг с другом, сбрасывали крылья и затем, как солдаты, занимали места в своих отделениях.

Еще вчера мне казалось, что этот народ не знает никакого порядка. Но сейчас я увидел, что у них царит такая дисциплина, до которой моим временам было далеко. Услышал, как стали называть имена кандидатов.

— Пусть нашим форманом (бригадиром) будет товарищ такой-то, — слышалось в отделениях.

Минуты через три во всех отделениях были выбраны форманы. Они выступили вперед и коротко посоветовались между собой, после чего каждый отдал приказ своему отделению. В этот момент на башне как раз пробило восемь часов. Форманы развели своих людей по рабочим местам. Мое отделение, состоявшее из сотни мужчин и женщин, начало разгружать флоридский самолет с апельсинами.

Как работящие муравьи, люди вытаскивали ящики с апельсинами, подцепляли их крючьями и спускали на лифтах в глубину склада. Мне досталась самая легкая работа: подсчитывать, сколько ящиков спустили вниз. По прошествии часа форманы подали знак, и все остановились.

— Отдых пять минут.

Глэдис подбежала ко мне:

— Как вам, товарищ?

— Плохо, — ответил я.

— Почему?

— Вы работаете, а я ничего не делаю.

— Но и ваша работа нужна.

— К чему эти подсчеты?

— Чтобы избежать анархии в нашей жизни. Все наше общество держится на цифрах. Мы должны учитывать количество существующего в мире продукта, если хотим оставаться обеспеченными, — объяснила Глэдис.

Пятиминутный перерыв прошел и снова началась работа, быстрая, веселая, приятная. Около десяти часов я снова увидел стайки людей, летевшие со всех сторон к складам.

— Смена… — пояснил мне сосед из Флориды.

Как и мы, новоприбывшие разделились на отделения и выбрали старших. И, когда наша смена закончилась, стали на наше место.

Наши форманы раздали нам карточки — свидетельства выполненной работы.

— И что я могу получить за эту карточку?

— Все, что вам нужно, — сказала Глэдис.

— Даже дом?

— И дом…

Работники из первой смены разлетелись по домам. Флоридские товарищи должны были после разгрузки их самолета отправиться за грузом в Японию. Глэдис повела меня осматривать склады и фабрики.

Мы спустились на лифте в помещения с овощами и фруктами. Они были устроены, как давние склады-рефрижераторы, только эти были куда больше и с более совершенными установками, поддерживавшими такую температуру, при которой фермерский продукт не портился.

Глэдис взяла одно яблоко и подала мне:

— Эти яблоки хранятся здесь почти пять лет.

Я попробовал яблоко и удивился: могло показаться, что его только что сорвали с дерева.

— Зачем вы держите их так долго? — спросил я ее.

— Мы храним десятилетний запас всего, что требуется нашему району, — ответила Глэдис. — Это дает нам возможность на несколько месяцев в году устраивать себе каникулы. Кроме того, это наша гарантия на случай неурожая или какого-либо иного бедствия.

Мы осмотрели и другие склады — с тканями, одеждой, мебелью, инструментами, станками и прочим. Бросалось в глаза то, что все эти изделия были сработаны на совесть, по-хозяйски, не то что хлам моих времен — не успеешь купить, а вещь уже разваливается и портится.

— Мы работаем только для себя, — сказала на это Глэдис.

Склады были огромные и обслуживали целый район от бывшего Портленда до Аляски. Чтобы обойти их все, понадобились бы недели две.

Мы перешли в соседние здания, где размещались фабричные машины. Там царила тишина. Рабочих не было. Глэдис сказала, что хватает и двух зимних месяцев, чтобы заполнить склады всем необходимым.

Но какое громадное помещение! Мне приходилось в свое время работать на фабриках Онтарио. Там была грязь, нехватка чистого воздуха, колеса и ремни вечно были готовы покалечить или отнять жизнь. А здесь — просто красота! Фабричные цеха большие, высокие, полно света, чистый воздух.

Все приводы и опасные колеса были убраны под потолок, а все, что могло покалечить рабочих внизу, было зашито в футляры и безопасности ради окружено заграждениями.

Сами машины удивили меня своей мощью. Рядом с гигантскими колесами-маховиками, всевозможными тягами и шатунами я чувствовал себя кроликом рядом со слоном.

— Какая сила! какая силища! — восклицал я, переходя