не хватает людей, чтобы это всё контролировать, значит, наша страна больна. Но не может быть, чтобы мы не нашли выход…»

Прищуриваясь, Коньков принялся раскачиваться на каблуках, невольно копируя начальство.

«Андрей Андреевич прав: лавиной надо управлять, а чтобы ею управлять… надо ею стать. Мы обязаны стать этими кришнаитами, националистами и борцами за демократию».

Открылась дверь, и Коньков обернулся. Жук входил в кабинет с какой-то бумагой в руке – чуть сгорбленный и уставший.

– Садись.

Жук и сам сел напротив Конькова и положил бумагу перед собой.

– Все, что здесь написано, тебе знать не полагается. А вот то, что тебе знать полагается, – он сделал лёгкое ударение на последнем слове.

– Демидин Константин Сергеевич, доктор физико-математических наук, кандидат психологических наук, старший научный сотрудник, занимается исследованиями в области психологической оптики. Курирует группу «Древляне». Для руководства группой разработал мифологию… патриотической направленности.

– Что такое психологическая оптика, Андрей Андреевич? – спросил Коньков.

– Демидин полагает, что группа правильно настроенных людей способна генерировать психическую энергию, которую можно использовать.

– Это… мистика? – удивился Коньков.

Жук пожал плечами.

– Какая разница. Важен результат, а Демидин получил интересные результаты, и ему разрешено использовать древлян для научной работы.

Жук закрыл папку.

– Занимаясь ими, ты вступаешь в косвенный контакт с Демидиным и, если понадобится, в его косвенное подчинение, – сказал он. – В прямой контакт не вступай: если будет нужно, он сам на тебя выйдет. Пусть твой Понятых ему не подыгрывает. Впрочем, ты сказал, что он под впечатлением от встречи с Демидиным… – Жук задумчиво потёр лоб. – Тогда ничего ему не говори. Пусть ведёт себя естественно.

– Андрей Андреевич, вы сказали: чтобы управлять лавиной, нужно её организовывать. Это и к криминальным группировкам относится?

– Сам подумай. Ещё вопросы есть?

Давая понять, что разговор окончен, майор Жук смотрел на Конькова строгим, официальным взглядом, но Коньков знал, что он ему симпатизирует.

Коньков вышел из здания, заслоняясь от солнца прозрачной ладошкой. Вскоре он смешался с толпой, продолжая думать о Демидине. Ну и крут же мужик – создал собственную мифологию и вырастил на ней группу.

Жук не зря говорил Конькову о лавине. Демидин сейчас на её гребне, среди тех, кто пытается направить её силу в нужное нам русло и навязать ей свою – нашу – волю.

Старший лейтенант Коньков расправил плечи. Огромный город струился вокруг него машинами, горбился коробками домов, шелестел толпами прохожих. Люди текли по венам улиц, как кровяные тельца, слипаясь и снова разбегаясь, прижимая к себе свои крошечные заботы, мысли и вещи. Коньков подумал о том, что где-то в мире расстилаются другие страны и другие города дышат, медленно вздымая огромные чёрные бока. Но этот город – его город, и эта страна – его страна. Жук, Демидин, Коньков и другие наши дают ей смысл, цель и память.

Глава 4

Вова Понятых встречается с древлянами

Через неделю Понятых позвонил древлянам. Ответил Петька.

– Константин Сергеевич велел передать, чтоб ты зашёл ко мне.

– Когда? – с готовностью спросил Понятых.

– В субботу, в шесть. Мартьяновская, 24б, 12. От «Тушинской» первый вагон из центра и дальше на 631-м автобусе, – ответил Петька.

– А с кем я раньше разговаривал? – поинтересовался Понятых.

– Бабка одна приходит убираться, когда никого нет, отвечает на звонки.

Петька работал реставратором в Историческом музее, где восстанавливал антикварные часы, гусарские костюмы, пепельницы и другие старинные вещи. Но его главной страстью было оружие. В своей квартире он устроил мастерскую и ремонтировал сабли, палаши, старинные штыки, пряжки и другую военную рухлядь.

Иногда он уезжал «на раскопки» – к местам боёв времён Отечественной и Гражданской войн, где выискивал заржавленные пистолеты и автоматы, которые потом с упоением чистил, чинил и полировал. Обычно он продавал их знакомым коллекционерам, хотя с самыми редкими экземплярами расстаться не мог и прятал их в своей квартире.

Ещё одной Петькиной страстью были его собственные воображаемые аристократические предки. Он был помешан на военной истории, дворянах и дуэлях и даже стрелялся на старинных пистолетах с таким же полубезумным реставратором, как и он сам, посмевшим усомниться в Петькиной родословной.

Враги встретились в лесу, распили бутылку водки и пошли к барьеру. Петька благородно пальнул в воздух в тот момент, когда его пьяный противник с идиотской старательностью целился ему в лоб.

Пуля застряла в Петькином черепе, но он каким-то чудом выжил. На его маленькой голове около правого глаза остался шрам, и остались сильные головные боли. Не раз и не два во время страшных ночных приступов Петька звонил Демидину, и тот добирался к нему через пол-Москвы, отпаивал его дефицитными лекарствами и грибными отварами, и тогда боль понемногу отступала.

Вова Понятых подошёл к Петькиному подъезду за полчаса до назначенного времени. Петька жил в довольно новом районе, застроенном похожими друг на друга серыми многоэтажками. На скамейке перед входом сидело двое нетрезвых парней. Любопытный Вовка, проходя мимо, прислушался к обрывкам разговора.

– Сидим, пиво пьём, короче…

– Блатной один… сигаретку, грит, дай…

– Ну.

– Короче, грю, вали отсюда…

Вова вошёл в подъезд, покосился на живописные надписи на стенах «Жека мудак», «Лизка даёт», «ВДВ», бросил взгляд на обгоревшие почтовые ящики и, поморщившись, зашёл в пропитанный аммиачным запахом лифт – не тащиться же пешком на седьмой этаж.

Дверь в Петькину квартиру была окована железом. Вместо звонка к косяку было приделано бронзовое кольцо в виде змеи. Вовка постучал кольцом, наблюдая, как змея колотится о металл чешуйчатой башкой. Дверь открыл Петька. Вид у него был озябший, и под глазами темнели круги.

– О! – сказал Петька и шмыгнул. – Заходи.

– Вообще-то, я рано… – сказал Вова.

– Ничего, проходи, – рассеянно сказал Петька.

Он потирал руки одну о другую, и ёжился, хотя в квартире было тепло.

Понятых прошёл в комнату. У стены стоял кожаный диван, над которым висел гобелен «Утро в сосновом бору» с играющими медвежатами. Поверх медвежат Петька повесил две скрещённые сабли.

Пол был покрыт старым ковром, на котором лежали стопка журналов «Химия и жизнь» и роскошная «Энциклопедия холодного оружия». В углу комнаты стоял маленький токарный станок.

Окно прикрывали тюлевые занавески, и рядом стоял стол с выточенной из снарядной гильзы настольной лампой, шесть стульев и небольшой книжный шкаф. Вова всмотрелся в корешки и разглядел несколько исторических романов, «Три мушкетёра» и трёхтомник Афанасьева «Народные русские сказки».

– Коньячок? Винцо? – спросил Петька.

– Нет, спасибо, – ответил Вова, и, усмехнувшись про себя, подумал: «Я на службе не пью».

Однако странным образом он чувствовал себя здесь не совсем «на службе»