Выслушав, Олег Иваныч с сожалением посмотрел на Гришу. Вот ведь как случается, вроде умный парень, а псих! Полный шизофреник. Хотя, может, в чем-то его рассказ и соответствовал истине, по крайней мере в том, что касалось «лихих людей шильников». С ними-то и сам Олег Иваныч столкнулся, не далее как вчерашним вечером. И весьма близко столкнулся…

Внимательно посмотрев на задумавшегося Олега, Гришаня вдруг упал на спину и принялся громко хохотать, приложив к животу руки.

— Обувка у тебя смешная, Олег Иваныч, — сквозь смех пояснил он. — Да и порты. А про рубаху уж и молчу!

Олег Иваныч пожал плечами. Ни в своих кроссовках, ни в джинсах, ни тем более в рубашке «от Армани» он почему-то ничего смешного не находил… в отличие от юного психа.

— «Дженова Джеанс»!

Прочитав надпись на лейбле, Гришаня перестал хохотать и важно сообщил, что надпись «латынская», а Дженова — «фряжской земли град». Он еще что-то порывался сообщить по поводу одежды нового знакомца, однако вдруг замолчал и затаился в кустах, увлекая за собой Олега. Ему, видите ли, показалось, будто ветка в лесу хрустнула.

А ведь не показалось!

Ветка действительно хрустнула!

Под ногами людей, коих Гришаня с Олегом Иванычем сначала услышали, а потом и увидели.

Их было двое, бородатых мужиков в блестящих кольчугах! Один держал в руках меч! Другой — лук и стрелы.

Мать моя женщина! — покачал головой Олег Иваныч.

Маски-шоу продолжались.

Выйдя на опушку леса, мужики остановились неподалеку от зарослей орешника, под которыми прятались Олег и Гришаня.

— Послышалось те, Митяй, — сказал тот, что с мечом. — Грю, послышалось…

Митяй пожал могучими плечами, пробормотал, что вроде как тут кто-то «хохотаху», потом махнул рукой, пошли, мол, и оба повернули обратно, сообща решив сказать какому-то «Тямохе», что никого не нашли… Тямохе… Какому-то? Хм… Интересно, как там у него с рукой?

Олег Иваныч осторожно поднялся на ноги, разминая затекшие руки, и спросил у своего юного спутника, не знает ли тот и в самом деле, где клад «софейских ушкуйников». Просто так спросил, безо всякой задней мысли.

Гришаня испуганно зыркнул на него синими своими глазами.

— Что ты, кормилец? — убежденно возразил он. — Кабы знал, разве не сказал бы Тимохе? Тогда б они меня и не пытали. Сразу б живота лишили, как только б нашли.

Олег Иваныч только покачал головой. У него давно уже созрела весьма здравая мысль поскорее покончить со всей этой бодягой и выбраться отсюда в более цивилизованное место, хотя бы в ближайшую деревню. «Юный псих» Гришаня эту идею поддержал со всей душою, только предупредил, что идти надо осторожно, опасаясь банды Тимохи. Ну, это Олег и без него знал.

Спор вышел только относительно путей отхода. Олег Иваныч хотел выйти на грунтовку и там поймать какой-нибудь транспорт, а Гришаня звал спуститься к реке, мотивируя тем, что никакой дороги в здешних местах никогда и не было. Ну, что с больного взять! «Не было». Это тогда как же лесовоз ехал, по болоту, что ли?

— Бросим медяху? — Гришаня повозился с поясом и вытащил оттуда мелкую, чуть больше ногтя, монету. — Хошь, сам кинь, Олег Иваныч!

Олег удивленно осмотрел монету: с одной стороны — русалка с крыльями, с другой — надпись: «Пуло московское».

— Ну, Гриша, выпадет русалка — идем к дороге транспортину ловить…

— Кого ловить? И зачем?

Кидать монеты Олег Иваныч умел. В отделе еще насобачился, в старые времена, в должности дежурного опера, каждое дежурство с ребятами тренировались, пока замполит, сука, не прикрыл, проигравшись.

Конечно, выпала русалка.

Они добросовестно шерстили местность часа три. Дороги не было! Овраг был, березы были, а дороги не было! Ни грунтовой, ни лесной даже. Да и в лесу-то — ни просеки, ни противопожарных рвов. Глушь, одним словом.

— Ну что, к реке, кормилец? — издевательски подмигнул Гришаня. — Дурная-то головушка ногам покоя не даст!

Пробормотав себе под нос о том, что еще как сказать, у кого дурнее головушка, Олег Иваныч последовал вслед за юным психом.

Они спустились к реке и сразу увидели лодку. Очень необычную лодку. Большую, вместительную, со сложенной мачтой, метров десять в длину — целый корабль, лодья. По нарощенным дощатым бортам висели круглые деревянные щиты, выкрашенные красным и обитые полосками блестящего на солнце металла. Люди… Наверняка какой-нибудь клуб исторических реконструкций, а эти наверняка викингов изображают, причем не очень удачно — кораблишко совсем не похож на норманнский драккар — слишком уж груб да приземист… Черт!

Размашисто шагавший Олег Иваныч с ходу наткнулся на внезапно застывшего Гришаню.

— Тсс! — приложив палец к губам, обернулся тот, кивая на лагерь, разбитый рядом с лодьей. У полупотухшего, но еще малость дымящегося костра, опуская прямо в котелок большие деревянные ложки, сидели Тимоха Рысь и козлобородый Митря. Правая рука Тимохи была заключена в березовые лубки и тщательно перевязана тряпками.

— Ну? — Тимоха повернулся к вышедшим из леса парням в кольчугах, с мечами и луками.

— Нетути нигде, — парни синхронно пожали плечами.

— Да и пес с ими, — вытирая с бороды остатки холодной ухи, махнул рукой Митря. — Неужто в Новгороде они от нас упасутся? Там их и достанем, шпыней ненадобных!

— Гришка-то все ж Софейского дома служка, архиепископа человек, Ионы, — опасливо протянул Тимоха. — Непросто будет в Новгороде его прищучить.

— Да что ты, Рысь! Иона стар уже, — гнусаво засмеялся Митря. — Да и неужто Ставр-то, боярин, боле нам не заступа?

— Молчи про боярина, молчи! — замахал руками Тимоха, проливая уху на мелкий речной песок. — Давай, скликай всех, поплывем уж.

— Боярин Ставр, — провожая взглядом отплывающую лодью, тихо прошептал Гришаня. — Ах вот оно что. Ну, Олег Иваныч, боюсь, втравил я тебя…

— Не переживай, Гриша, — усмехнулся Олег. — Не из таких передряг выпрыгивали!

— Нет, ты не понимаешь, боярин, — упрямо покачал головой отрок. — Смерть грозит нам лютая, неминучая. Даже ежели доберемся до Новгорода, Господина Великого, и то с опасением жить придется. А до Новгорода ой как далече.

— Ладно, хватит тебе причитать! Где там, говоришь, деревня-то? Вниз по реке?

— Пахиткин погост, — кивнул Гриша. — Верст с десяток. Кабы эти шпыни ране не добрались, хоть его и не видно с реки, погост-то. Доберутся — спалят. Ну, пошли, что ли? Ой…

Схватившись за грудь, Гришаня глухо застонал и привалился к попавшейся на пути березе. Вчерашние пытки не прошли даром — кожа на груди парня покраснела, а кое-где пошла волдырями.

— Вот только сейчас и почуял, — слабо улыбнулся Гриша. — Ты не думай, я враз оклемаюсь. А на погосте — медвежьим жиром…