из этих заброшенных и разрушенных поместий и приступили к их развитию, строя монастыри и возрождая земли. Восстановительная работа, которую предприняли бенедиктинцы, была важна как с материальной точки зрения, так и с духовной. Святой Бенедикт верил в неразрывную связь материи и духа и в то, что жизнь духа должна быть основана на отношениях с землей.

В типичном бенедиктинском монастыре были виноградники, фруктовые сады и участки для выращивания овощей, цветов и лекарственных трав. Были также огороженные сады, которые использовались как места для спокойного уединения во время медитации и для восстановления после болезни. Рассказ святого Бернара о садах при богадельне в аббатстве Клерво[28] во Франции датируется одиннадцатым веком и является одним из самых ранних описаний терапевтического воздействия сада. «Больной сидит на зеленой лужайке, – писал он, – и для облегчения его болей благоухание всех видов трав услаждает его ноздри… прекрасная зелень пряных растений и деревьев питает его глаза… хор разноцветных пичуг ласкает его уши… земля дышит плодородием, и сам больной глазами, ушами и ноздрями наслаждается всеми прелестями цветов, рулад и ароматов». Это поразительно чувственный рассказ о том, как черпать силы из красоты природы.

Уникальная женщина, аббатиса двенадцатого века, святая Хильдегарда Бингенская развила бенедиктинское учение дальше. Имея высокий авторитет как композитор и теолог, а также как знаток лекарственных трав, она, кроме того, разработала свою собственную философию, основанную на связи между человеческим духом и растительной силой земли, которую назвала виридитас[29]. Подобно истоку реки, виридитас является источником энергии, от которой в конечном счете зависят все остальные формы жизни. Это слово сочетает в себе два латинских слова, означающих «зеленый» и «истина». Виридитас – это источник добра и здоровья на контрасте с «аридитас», или сухостью, которую Хильдегарда считала противоположностью жизни.

Озеленяющую силу виридитас можно трактовать как буквально, так и символически. Это может в равной степени относиться как к расцвету природы, так и к энергии человеческого духа. Поместив «зеленость» в центр своего учения, Хильдегарда утверждала, что люди могут преуспевать только тогда, когда процветает природный мир. Она понимала, что существует безусловная связь между здоровьем планеты и физическим и духовным здоровьем человека, поэтому ее деятельность часто считают предтечей современного экологического движения.

В саду, полном света и энергии нового роста, зеленый пульс жизни ощущается сильнее всего. Независимо от того, понимаем ли мы мощность природной силы роста через призму веры в Бога, Матерь-Землю, биологию или сочетание всего перечисленного, налицо действие живой взаимосвязи. Садоводство – это обмен, посредством которого природа дает сбыться нашим регенеративным стремлениям, будь то превращение отходов в питательный компост, помощь насекомым-опылителям или украшение земли. Садоводство включает в себя, в том числе, и борьбу с вредителями и сорняками, чтобы проявленная забота могла затем проявиться во всем разнообразии форм – в зелени и тени, цветах и красоте, и во всех плодах земли.

* * *

Эмоциональное значение восстановления[30], как правило, упускается из виду в современном мире, однако оно играет важную роль в нашем психическом здоровье. В отличие от религиозного отпущения грехов, психоаналитический взгляд на восстановление после переживания или утраты не является черно-белым – вместо этого, подобно постоянно трудящемуся садовнику, нам на протяжении всей жизни нужно проходить через различные формы эмоционального восстановления. Мелани Кляйн впервые осознала важность этого, наблюдая за играющими маленькими детьми. Она была поражена тем, насколько часто в их рисунках и играх проявлялись или тестировались разрушительные импульсы, после чего следовали те или иные действия на восстановление, где дети проявляли любовь и заботу, – и во всем этом цикле заключался некий особый смысл.

Кляйн проиллюстрировала свои мысли рассуждениями на тему оперы Равеля под названием L’Enfant et les sortilèges («Дитя и волшебство»)[31]. По сюжету, основанному на рассказе Колетт, мать отправляет своего маленького сына в комнату за отказ делать домашнее задание. Там мальчик впадает в ярость и с наслаждением громит свою комнату, достается и домашним животным. Внезапно комната будто оживает, и ребенок начинает ощущать угрозу и тревогу.

Появляются две кошки и выводят мальчика в сад, где дерево стонет от боли из-за пореза, который был сделан накануне. Мальчик начинает испытывать жалость и прижимается щекой к стволу дерева, и тут перед ним предстает стрекоза, подругу которой он недавно поймал и убил. Ребенок начинает понимать, что насекомые и животные в саду относятся друг к другу с трепетом и любовью. Внезапно завязывается драка: некоторые из животных, которых мальчик ранее обидел, начинают мстить, кусая его. В драке получает ранение белка, и ребенок инстинктивно снимает шарф, чтобы перевязать ее раненую лапу. Благодаря этому акту заботы мир вокруг него преображается. Сад перестает быть враждебным местом, и животные поют ему о его доброте, помогая вернуться в дом и помириться с матерью. Как писала Кляйн: «Он вернулся в гуманный мир помощи».

Детям нужно видеть положительное подтверждение собственных действий в окружающем мире, а кроме того, им нужно верить в свою способность любить. То же самое относится и ко взрослым. Но когда нас засасывает воронка гнева и негодования, как этого маленького мальчика, нам довольно трудно отпустить обиды, особенно если на кону наша гордость. То, что в конечном счете позволяет этим чувствам трансформироваться, возвращая нам импульсы доброты и заботы, – больше напоминает что-то мистическое, и иногда это происходит не напрямую. Обстановка в саду помогла маленькому мальчику развить чувство сострадания, заставив его осознать уязвимость и взаимосвязь всех форм жизни, и тогда он смог наладить отношения со своей матерью. Восстановление благородных и отзывчивых чувств формирует круг добродетели, который ведет к надежде вместо гнева и отчаяния. Это свойство нашей психики является аналогом циклу жизни в природе, в ходе которого разрушение и распад сменяются возрождением и обновлением.

Растения гораздо менее сложны и не столь недоброжелательны, как люди, и потому работа с ними может помочь нам воссоединиться с нашими животворящими импульсами. Для моей пациентки Кей садоводство стало способом выражения ее чувств пестования и заботы, на которые не влияли непредсказуемость и сложность человеческих отношений. Когда вы находитесь в саду, уровень жизненного фонового шума снижается, и можно убежать от мыслей и суждений других людей о вас. Пространство сада дает больше свободы для того, чтобы быть довольным собой. Это освобождение от межличностной сферы жизни может, как это ни парадоксально, стать способом воссоединения с нашей человечностью.

Так же, как и с воспитанием детей, в саду мы никогда полностью не контролируем ситуацию. Садовник может обеспечить условия для роста растений, остальное же зависит от