с больницами или клиниками, не говоря уже о болезни, поэтому ее «ординарность» сама по себе нормализует состояние человека. Работа с естественной силой роста направлена на то, чтобы культивировать и питать добрые проявления и мышление. Постепенно развивая это понимание, садовники в Брайдуэлле приходят к осознанию, что они могут делать то же самое в своей собственной жизни и что нет необходимости тащить все плохое в будущее. Данные показывают, что после завершения этой программы около 60 процентов участников устраиваются на работу, оплачиваемую или волонтерскую, или идут учиться. Остальная часть садовников вносит различные позитивные изменения в свою жизнь, например начинает новую деятельность или присоединяется к какой-либо местной общественной группе. Учитывая, с чего они начинали, эти изменения можно считать весьма значительными.

Брайдуэлл располагается в большом саду, окруженном стеной, в сельской местности Котсуолда. Как и монастырские сады бенедиктинцев, он поделен на несколько рабочих зон, включая собственный виноградник, а некоторые части сада устроены как места для покоя и отдыха. Здесь также есть столярная мастерская и кузница. Железные ворота на входе в сад были сделаны в этой кузнице несколько лет назад из старых садовых лопат и вил, являя собой гениальный образец работы по вторичному использованию отходов.

Сотрудники заметили, что занятия в кузнице под руководством опытного кузнеца могут быть особенно полезны для людей, которые сталкивались с насилием и жестоким обращением в начале своей жизни. Это своеобразный вид очищения, где прорабатываются эмоции и конфликты, которые трудно выразить словами. Поскольку одним из сильнейших факторов, определяющих наше психическое здоровье, является то, как мы справляемся со своими негативными чувствами и переживаниями, этот эффект в рамках терапии очень важен.

Зигмунд Фрейд называл это сублимацией[50], и она может возникнуть в результате любого вида преобразующей и творческой деятельности. В физической химии реакция сублимации заключается в переходе из одного состояния в другое, например из твердого в газообразное, без прохождения промежуточной жидкой стадии. Художник, утверждал Фрейд, делает нечто подобное: он берет грубые инстинкты и сильные эмоции и превращает их в произведения, обладающие эстетической ценностью.

Есть много способов, с помощью которых гнев, горе и разочарование могут быть сублимированы или направлены в творческое русло, и садоводство – один из них. Перекопка почвы, обезлесение и вырывание сорняков – все это формы ухода, при которых разрушение может быть использовано на благо роста. Позволяя выпустить большое количество агрессии и избавляя от тревог, обработка земли воздействует как на внутренний ландшафт, так и на внешний; это, по своей сути, действие преобразующего характера.

* * *

Только повернувшись лицом к своей печали, мы можем справиться с ней, но связанная с этим боль заставляет нас порой прибегать к другим решениям. Мисс Хэвишем в книге Чарльза Диккенса «Большие надежды»[51] отказывается скорбеть, вместо этого культивируя в себе обиду. Когда ее бросают в день свадьбы, она останавливает часы, задергивает плотные шторы, блокируя доступ дневного света, и запирается в доме. Сатис-Хаус становится мавзолеем разбитых мечтаний. Свадебный торт остается на столе, как гниющий труп, из которого растет большой черный гриб, населенный пауками с пятнистыми ногами.

Это особенность человеческой природы – мы способны превратить что-то хорошее во что-то плохое, а затем наслаждаться этим.

Молодая воспитанница мисс Хэвишем, Эстелла, не просто растет под опекой женщины, она зреет, как понимает Пип, «для того, чтобы стать оружием мести мисс Хэвишем всем мужчинам». Вместо любви и сострадания в сердце Эстеллы поселились презрение и безразличие.

Сад в Сатис-хаусе превратился в «дикую местность, заросшую переплетшимися сорняками», но Диккенс ясно дает понять, что это отнюдь не возврат к естественной природе. Когда Пип бродит по «заброшенному и запущенному» саду, он встречает «отвратительную груду протухших капустных кочерыжек», а затем нечто еще более гротескное – несколько рам для выращивания дынь и огурцов, которые «в своем упадке, казалось, еще делали слабые попытки произвести на свет хилые ростки среди развалившихся старых шляп и ботинок, и где время от времени плодились сорняки к вящему удовольствию какой-нибудь старой, помятой кастрюли».

Естественная сила роста в саду, как и в сознании его владельца, извращена, все приходит в запустение без обновления.

Во время своего последнего визита в Сатис-хаус Пип осознает, до какой степени годы размышлений в затворничестве превратили «отвергнутую привязанность и уязвленную гордость» мисс Хэвишем в «манию монстра». Он также осознает, что «закрывшись от дневного света, она закрыла для себя бесконечно большее: в своем уединении она изолировала себя от тысячи естественных и целебных воздействий». Если бы только она взяла в руки секатор – тогда вся эта месть могла бы пойти на преображение ее сада. Вместо этого женщину поглощает обида, ее пожирает внутренний огонь, а затем сгорает дотла и Сатис-хаус.

В конце романа Пип и Эстелла случайно встречаются на том месте, где когда-то стоял Сатис-хаус. Пип замечает, что среди обломков «старый плющ вновь пустил свои корни, зеленея на низких и тихих грудах руин». Благодаря этому маленькому знаку обновления природы мы чувствуем, что жизнь Пипа и Эстеллы, возможно, разрушена не до конца.

3. Семена и вера в себя

«Мне непременно нужны семена.

Мне нужно сейчас же купить семена.

Ничего еще не посажено.

Земля моя совершенно бесплодна».

Вилли Ломан из пьесы Артура Миллера «Смерть коммивояжера» (1949)

Когда мы говорим о взращивании саженцев, то эмоциональное вознаграждение, получаемое нами в результате небольшого вложения сил, может быть несравнимо больше. Понимаю, что прозвучит нелепо, но я считаю выращенную на нашей грядке спаржу собственным продолжением, поскольку это растение начало свою жизнь, еще будучи маленьким пакетиком семян в моих руках. По той же причине я испытываю трепет, когда каждую весну распускаются мои примулы-аурикулы. Я добавляю их в десерты – отвариваю сладкие цветы и присыпаю сахарной пудрой. Они получаются настолько аппетитно-вкусные, что я не могу сдержать своего восторга, и это чувство усиливается от осознания того, что когда-то я сыграла определенную роль в их появлении в нашем саду. Эти цветы – некая форма волшебства, которая приехала к нам домой в коричневом конверте с цветочной выставки в Челси.

Да, и спаржа, и примулы-аурикулы требуют терпения и настойчивости – это правда, но посейте горсть семян тыквы, и с большой долей вероятности по осени эти семена дадут больше, чем вы сможете съесть. Эта способность природы к изменению – настоящее чудо, и оно нигде в нашем саду не не проявляется так ярко, как