Я мыла посуду и думала про Никиту. Что-то слишком часто я с ним в последнее время встречаюсь. И причём совершенно случайно. А раньше мы ведь ни разу не виделись. Может, конечно, он только вчера приехал к тёте Зое. Ну, или позавчера. Хотя… Можно сто лет жить с человеком в соседних подъездах и ни разу не встретиться.

Интересно, как у Никиты оказался мой ключ от домофона? А ещё интереснее, что он имел в виду, когда говорил про Андрея. Он же с ним наверняка не знаком. И вообще, если подумать, странный Никита какой-то! Про Антиповых с три короба наврал. Может, постеснялся идти к ним или не сумел вывести Эрика из лифта, а признаваться не захотел? И с тётей Зоей странно. Не племянник он ей, это точно. Внук? Но ведь я на самом деле знаю, что у её дочери нет детей. По крайней мере три года назад, когда она жила вместе с матерью, никого не было. Значит, тут тоже какая-то загадка. А ещё… Что Никита делал в нашем подъезде незадолго до пожара и как туда попал? Если у него и есть ключ от домофона, то ведь от тёти-Зоиного, а не от нашего! Они же все разные. Может, ходил к кому-то в гости и ему открыли хозяева? Хотя ключ-то у него как раз мог быть мой! Ведь говорила же уборщица, что когда я уходила с пирожными, ничего под прилавком не валялось. Это что же получается: Никита вытащил днём мой ключ от домофона, попользовался им, сколько нужно, а потом в магазине отдал продавщице, будто только что нашёл?

Да ладно, ну его! Лучше я про Андрея подумаю. Или нет, позвоню Насте. Вдруг Андрей, как раньше, трубку возьмёт, и мы поговорим? Правда, у него теперь есть какая-то Таня… Но ведь он же на ней не женат! И вообще, я могла всё не так понять. Например, Таня – одноклассница и помогает ему разобраться с геометрией. А что? Запросто! Я ещё в прошлом году слышала, что у Андрея с геометрией полный завал.

Трубку взяла Настя.

– Привет, – сказала я, постаравшись скрыть разочарование. – Как дела?

Настя почему-то не ответила сразу. Она молчала и громко дышала в мембрану телефона.

– Насть, ты что? – не выдержала я. – Не узнаёшь?

– Узнаю, – откликнулась наконец подруга странным голосом. – Только знаешь что, Лен, хоть мы с тобой и дружили с первого класса, но я тебя больше видеть не хочу. Ты… Ты… Да как ты могла! А теперь ещё звонишь как ни в чём не бывало!

– А что случилось-то? – совершенно растерялась я.

– Хоть бы не притворялась! – рявкнула Настя и бросила трубку.

– Лихо, – пробормотала я, застыв у телефона.

Мы, конечно, иногда ссорились с Настей, но никогда она не говорила, что больше не хочет меня видеть. И главное – из-за чего? Обиделась, что я вчера убежала, не попрощавшись? Или что позволила Андрею отвести меня домой? Да нет. Об этом она бы прямо сказала. Да и не такой уж это повод, чтобы так разозлиться. Как будто я подстроила ей какую-то подлость, а теперь не хочу признаваться. Но я же ничего не сделала плохого! Абсолютно ничего. И оправдываться мне не в чем.

Стараясь не заплакать от обиды, я сняла с вешалки куртку и уселась её чинить. Хватит того, что утром ходила, как оборванка! Я аккуратно приложила карман на место и мелкими стежками стала пришивать его через край.

Когда я завязала узелок и обрезала нитку, в комнату заглянул папа. Вид у него был смущённый и немного виноватый.

– Лен, – начал он, – тут такое дело.

Я посмотрела на него. Папа был одет в джинсы и синий пуловер. Из-под пуловера торчал воротник светло-серой рубашки. В такой одежде у телевизора он не сидит. В такой одежде папа ходит на работу.

– Да понятно, пап. Дежурить вызвали?

– Не вызвали, – уточнил папа. – Семёныч попросил. У него на даче проблемы какие-то. Срочно нужно съездить.

– А тебе никуда не нужно, – подхватила я. – Ты можешь подежурить вместо него.

– Ну да, – кивнул папа.

В принципе я уже привыкла. Дело в том, что папа тоже врач, только не кардиолог в клинико-диагностическом центре, как мама, а хирург в районной больнице. Ехать до его работы – четыре остановки на автобусе. Остальные папины коллеги живут гораздо дальше. Поэтому если у кого-то из них случается что-то непредвиденное, они все как один звонят папе и просят их подменить. Почему-то считается, что если ему ехать до больницы недалеко, то и все остальные вопросы с дежурством не по графику решить проще. Например, оставить в субботу дочку в гордом одиночестве. И не сходить на рынок за картошкой и капустой. И не отоспаться, в конце концов. Я иногда злюсь, когда папа вот так неожиданно срывается из дома. И мама злится. А папа чувствует себя виноватым, но отказать товарищам не может. Сегодня мне совсем не хотелось, чтобы кто-то чувствовал себя передо мной виноватым. Особенно, если на самом деле он и не виноват ни в чём. Я ведь только что сама почувствовала, каково это. Прямо скажем, ощущение не из приятных. Поэтому я улыбнулась и успокоила папу:

– Всё нормально. Я тебе сейчас еду соберу. И отправилась на кухню резать бутерброды и укладывать в контейнер куриные ножки.

Через пятнадцать минут папа чмокнул меня в макушку и ушёл. А ещё через пять в дверь позвонили.

Я подумала, что папа что-нибудь забыл и вернулся, но на всякий случай спросила:

– Кто там?

– Лена, это Никита, – раздалось из-за двери. – Открой, пожалуйста!

Я пожала плечами и повернула ключ.

Никита стоял на площадке и тяжело дышал, как будто только что пробежал длиннющий кросс на время. Щёки у него пылали, а на лбу сверкали капельки пота.

– Привет, – выпалил он. – Можно я у тебя лыжи оставлю на часок?

Только сейчас я заметила, что в углу стоят перетянутые ремешком лыжи с палками. На одной из лыж белел прилипший комочек снега.

– Ну можно? – нетерпеливо повторил Никита, стянул шапку и вытер мокрый лоб.

– Заноси, – кивнула я. – А что случилось?

– Так, – махнул рукой он. – Долго объяснять. А у тебя корзинки нет?

– Какой корзинки? – совсем уж удивилась я.

– Обычной. Плетёной. С какими за грибами ходят.

– Вообще-то есть.

– Дашь? – поинтересовался Никита, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

– Ладно, – кивнула я и полезла в шкафчик в прихожей, где хранилось то, что нужно летом и совсем не требуется зимой. Например, папины удочки и блёсны. Ну и корзинки тоже. Я вытащила самую маленькую.

– Такая подойдёт?

Никита, устроивший лыжи у стенки, осмотрел корзину и кивнул.

– Может, ты мне и фонарик одолжишь?

Да куда же он собрался-то? С корзиной и фонарём, зимой, среди белого дня?

Я ушла на кухню и через минуту вернулась с маленьким фонариком.

– Годится?

Никита нажал кнопку. Белое пятнышко света пометалось по полутёмной лестничной площадке и погасло.