Наконец появился рослый старик, прямой, как сосна, с белой окладистой бородой. Это был бывший боец, дольше всех державший первенство. Он прошёлся по рядам бойцов, удостоверившись, что ни у кого нет на руках кастетов. Встав на краю арены, он дал сигнал, и битва началась. Поднялась толчея. Все хотели воочию видеть битву, которая стала сопровождаться то воплями, то радостными криками, то возмущением.

— Ты чё, Лопата, в висок бьёшь? — орал кто-то душераздирающим голосом.

Другой, стараясь перекричать, заступался:

— Ты зенки разуй, в какой висок!

— Чё, не видишь!

— Я те «не видишь»!

Кричавшие хватают друг друга за грудки. Один из них награждает спорщика приличным тумаком. С ответом не задерживаются. Им спешат на помощь. И пошла новгородская братушка друг на друга.

— Ты за кого? — орёт на Егора какой-то мужик.

Егор непонимающе пожимает плечами.

— Ты откель? — не отстаёт мужик.

— Оттель! — Егор показывает в сторону, откуда приплыл.

— Ах, ты славянский! — удар пришёлся на щёку.

Обтерев её, Егор развернулся и так хряпнул людина, тот был с Гончарной, что он рухнул под нога дерущихся. Тут Егор заметил, как двое лупят Дмитрия. Рыча от ярости, он разбросал вокруг людишек. И досталось тем! Егор вошёл в раж.

— Вон наших бьют! — крикнул Димка, показывая в сторону, где несколько парней колотили знакомых «гордецов».

Забыв про их отношение к себе, руководствуясь только сознанием «Наших бьют!» и ведомый вспыхнувшим в нём бойцовским азартом, он быстро проложил к ним дорогу. Разбросав нападавших, он не остыл.

Эти двое примкнули к Егору. За ними потянулись ещё. Вскоре Егор, поддержанный нечаянной компанией, оказался победителем. Он до того вошёл в раж, что начал искать себе противника. Но все почему-то бежали от него. Если кто пытался противостоять ему, то от его могучего удара тут же корчился под смех окружающих.

Вскоре Осип Захарович узнал, что этот застенчивый, безотказный работяга вдруг стал кумиром новгородцев. Боярину стали предлагать деньги, и немалые, чтобы тот отпустил Егора к ним. Глаза боярина светились радостью, а душа за долгие годы забвения горожанами деяний посадника ликовала. Поэтому, когда Осип, увидя мальца, подозвал его пальцем и попросил позвать к нему Егора, тот с важностью спросил:

— Самого Егора?

Боярин не сдержал улыбки:

— Самого.

В голове мелькнуло: «Ишь, как быстро возвеличился!» Малый нашёл Егора около конюшен, где парень с литвинами правил обоз для поездки за рудой.

— Эй! — посыльный потянул Егора за рукав.

Тот оглянулся:

— Те чё надо?

— Боярин кличет! — сурово, по-взрослому, сказал малец.

«Ну, ты... — ругнулся он про себя, — щас опять накинет. Пошто ввязался. Эх, Марфа, Марфа, когда же до тя доберусь?».

— Чё ты бормочешь? — обернулся литовец.

— Да так... вон, — он кивнул на мальца, — говорит, чтоб шёл к боярину. И зачем я ему понадобился, ума не приложу.

Литовец, подёргав узел на хомуте, не торопясь, степенно подошёл к Егору.

— Ты чё так рассупонился? — чисто по-русски спросил он.

— Да рассупонишься, — Егор сплюнул, — раз он мня покликал, щас не знаю, сколь насчитает, а я ему уже должен тридцать рублёв, — лицо парня посерело.

— Э-э! — протянул литовец, — ты чё, как баба, раскис? Наградить он тя хочет! Понял?

— Наградить? Мня? За что?

— Э! Парень! Плохо жизнь ты знаешь, — оставив работу, литовец остановился напротив Егора.

Был он выше среднего роста. Борода тщательно выбрита, усы пострижены.

— Ты, говорят, тут всех побил на кулачках, — он провёл рукой по усам.

— Так уж всех, — вставил Егор, как бы оправдываясь.

— Что сказали, то и я сказываю. А если так, наградит. Как пить дать, наградит. Иди и не бойся! — литовец шутя подтолкнул парня.

Эти слова внушили Егору какую-то уверенность.

— Чему быть, того не миновать! — и он решительной походкой направился к боярским хоромам.

— Заходи, заходи! — проговорил боярин, когда увидел просунутую в дверь голову Егора.

Парень перешагнул порог и остановился, по привычке стал мять картуз.

— Далеко собрался? — спросил боярин, увидев на нём походную одежду.

— За железом, — ответил он, называя руду железом.

— Да ты проходи, проходи, боец.

Когда тот подошёл, Осип указал ему на сиделец.

— Сидай и расскажи, где ето ты биться научился?

Глядя на боярина не очень добрыми глазами, парень буркнул:

— Нигде. Он мня вдарил. Ни за что, ну, я... и тожить... ответил, — и с опаской посмотрел на хозяина.

— Хороню ответил, — рассмеялся боярин, — пол-Новгорода перебил.

— Да не хотел я. Мня бьют. Я... тово... отвечал.

— Молодец, молодец, — боярин, подойдя, потрепал его шевелюру, — скажи: правду говорят, что ты Волхов переплыл? — спросив, он посмотрел на Егора снизу вверх.

— Правда. А чё?

— У нас для этого паромщик есть, — произнёс боярин, обходя стол.

— Так он... деньгу., аж два гроша просит, — с особым ударением на последних словах произнёс парень, глядя на боярина с таким выражением, будто за эти деньги можно было купить корову.

Боярин сел напротив, положив руки на стол.

— Нашёл деньги: два гроша! — хмыкнул Осип.

Егор поднял голову и, глядя чистыми глазами на боярина, сказал:

— Да у мня... и полгроша нетути.

— Что, тебе Пётр, — так звали дворского, — за всё время денег не давал?

— Не-е, — протянул Егор, — я не брад.

— Пошто так? — поинтересовался боярин.

— Да пусть... набираются. Долг мне вам отдать надобно!

Боярин, услышав эти слова, удивился:

— Мне? Долг? Какой? — спросил он.

Его голос прозвучал так искренно, что Егор даже подрастерялся. Собравшись с духом, выпалил:

— Так вы ж говорили... тридцать рублёв.

Боярин вспомнил и расхохотался.

— А! Считай, что ты его мне отдал.

Егор вытаращил глаза:

— Я? Я отдал вам долг? Да я ж и деньгу не видел.

— Увидишь.

Боярин поднялся, подошёл к поставцу[13], открыл дверцу. На верхней полке стоял ларец. Осип поднял крышку и черпанул несколько монет. Подойдя к парню, он хлопнул ладошкой по столу и сказал: