будучи отправленной в ссылку и нуждаясь в деньгах для уплаты своих долгов, она продала наиболее роскошные украшения. Полагаю нужным привести здесь описание одного из парадных комплектов ее украшений, потому что, во-первых, схожие носила также Мария-Антуанетта, а во-вторых, подобные украшения характерны только для придворных туалетов ХVIII века; потом они просто вышли из употребления в связи с изменением моды на парадную одежду.

Восемнадцатый век — эпоха триумфа бриллиантов. Открытие месторождений алмазов в Бразилии, освоение европейскими ювелирами новых способов огранки этих камней позволили им занять более выигрышное положение, оттеснив на задний план излюбленный ранее жемчуг. Королевские семьи и придворные для торжественных случаев украшали на своей персоне бриллиантами все, что только возможно.

Графиня Дюбарри, помимо множества украшений, имела в своем распоряжении роскошный убор для особо торжественных приемов. Он состоял из так называемого «передка» в форме треугольника, направленного острым углом вниз и закрывавшего весь перед корсажа, пояска[7] из четырех частей — две спереди и две сзади, двух эполет в виде бантов на плечах и приспособления под названием «трускё»: шнуров, приподнимавших шлейф тяжелой юбки и образовывавших на ней красивую драпировку. «Передок» был украшен 1013 бриллиантами, поясок сзади — 1054 бриллиантами, поясок спереди и эполеты — 1413 камнями. Поясок мадам Дюбарри пожелала дополнить розой из бриллиантов и, не желая, чтобы обычные булавки для закрепления выделялись на этом туалете вульгарными пятнами, заказала 22 булавки с головками из бриллиантов в ажурной оправе, общей стоимостью десять с половиной тысяч ливров.

К украшенному таким образом платью графиня надевала одну из своих многочисленных парюр, например, из бриллиантов и рубинов: колье с бантом и подвесками, пару серег также с бантом и подвесками и диадему в виде гирлянды цветов. Впоследствии, находясь в ссылке, она была вынуждена продать эти вещи для удовлетворения наиболее срочных требований кредиторов и в доверенности на продажу, выданной ювелиру Оберу, оценила украшения для платья в 450 тысяч ливров, а парюру — в 150 тысяч. Разумеется, далеко не всякая дама могла позволить себе подобную роскошь, драгоценности оказались по карману лишь жене брата короля, графине д’Артуа

Можно представить себе, сколь раздражало присутствие этой особы добродетельных дочерей короля и приверженных им набожных придворных. Естественно, они постарались найти союзника в жене дофина, молоденькой эрцгерцогине, и начали настраивать ее против любовницы отца буквально с первого дня ее появления в лоне королевской семьи. Но готова ли была Мария-Антуанетта постичь все тонкости отношений внутри многочисленной семьи короля, учитывая заодно еще и нескрываемое соперничество с Орлеанской ветвью династии?

Невеста дофина

Мать невесты, императрица Мария-Терезия (1717–1780) из династии Габсбургов, вне всякого сомнения, была выдающейся правительницей, вошедшей в легенду. Дочь Карла VI[8], императора Австрии и Священной Римской империи германской нации, была вынуждена принять бремя короны, когда взошла на престол в возрасте всего 23 лет. Все свое царствование монарх тщетно пытался обзавестись сыном, но в результате остался отцом двух дочерей. Осознав, что корону придется передать дочери, Карл VI издал так называемую Прагматическую санкцию, т. е. узаконение наследника женского пола во владениях Габсбургов. Почти все главы европейских государств согласились подписать этот акт. По смерти отца Марии-Терезии пришлось взвалить на свои плечи тяготы власти, но она была совершенно не готова управлять таким мощным государством, дела которого к тому же обстояли совсем не блестяще.

Сказались последствия участия в двух войнах, потеря некоторых земель; армия, которую начал создавать выдающийся военачальник принц Евгений Савойский, после его смерти была распущена, казна пуста. Как только Мария-Терезия взошла на престол, как получила удар в спину от молодого прусского короля Фридриха II, который счел ее владения легкой добычей и неожиданным броском оккупировал Силезию. К нему присоединились Франция и Бавария, будучи также не прочь поживиться за счет слабой женщины. Началась война за австрийское наследство. Мария-Терезия проявила неожиданное мужество и упорство, явно осознавая, что за ее спиной стоит полтысячелетия господства пращуров, собравших эти земли, которые она ни в коем случае не может потерять. После потери Праги она писала князю Кинскому:

«Все мои войска… скорее будут уничтожены, нежели я уступлю что-то. Наконец наступил критический момент; не щадите сию землю, чтобы сохранить ее. Позаботьтесь о том, чтобы солдат был доволен, а не обездолен… Вы скажете, что я жестока. Сие есть правда; однако же мне ведомо, что все жестокости, каковые я сейчас дозволяю совершить, дабы сохранить сию страну, я возмещу сторицей, когда смогу. Я сделаю сие, но сейчас закрываю свое сердце от сострадания».

Ей удалось отстоять свои земли, а Фридриха II она вовлекла в такие войны, которые, казалось, иногда ставили его на грань поражения. Невзирая на постоянные военные действия, Мария-Терезия провела в государстве нужные реформы в духе просвещенного абсолютизма, сильно укрепившие Австрию. Краткий перечень ее достижений приводится здесь для того, чтобы читатель знал, какими делами вершила эта государыня, которая, — редкий случай! — в 1736 году вышла замуж по любви за герцога Франца-Стефана Лотарингского (1707–1765), с 15-летнего возраста пребывавшего при венском дворе. В течение 29 лет императрица наслаждалась счастливой семейной жизнью, произведя на свет 16 детей — каждые полтора года она рожала по ребенку, но, как только оказывалась в состоянии встать на ноги, тут же принималась за государственные дела. Опять-таки уникальный случай: у монаршей четы была общая спальня с огромным супружеским ложем, на котором они спали вместе до самой кончины Франца-Стефана. Это совершенно не значит, что у привлекательного и обаятельного супруга не было увлечений на стороне. В его владении находился собственный городской дворец под названием Кайзерхаус с укромными тайными входами-выходами. Императрица совершенно справедливо не считала своими достойными соперницами венских мещанок и актрис, будучи готовой закрывать свои глаза на эти незначительные интрижки.

Однако, будучи человеком утонченных вкусов, Франц-Стефан в основном проявлял склонность к светским дамам. Как только супруга замечала это, в ней начинала бушевать дикая ревность, которой она давала выход в бурных сценах — наказывать светских львиц, таких как графиня Коллоредо или жена имперского канцлера Пальфи, никоим образом не представлялось возможным. На склоне лет Франца-Стефана поразила совершенно неудержимая страсть к очень красивой и образованной графине Марии-Вильгельмине фон Ауэрсперг, дочери своего наставника, почти на четверть века моложе Франца-Стефана. Как писал один из современников, «красота ее была столь велика, что никто не осмеливался состязаться с нею, ее любезность столь прельстительна, что никто