Тут следует отметить, что подавляющая часть французского двора была не в восторге от союза с австрияками — от усвоенной с молоком матери враждебности к этой нации было не так просто отказаться. После подписания в 1756 году союзного договора между Австрией и Францией, довольная творением рук своих маркиза де Помпадур заказала резчику по камню Жаку Гею[11] овальную камею из двухслойного сине-голубого сардоникса. Умелец изобразил двух женщин в античных одеяниях — аллегорические фигуры Австрии и Франции, соединившие руки в дружеском рукопожатии над алтарем, на котором пылает священный огонь. Рядом с каждой фигурой располагался щит с национальными символами соответствующих стран.

Задававшая тон в моде при дворе маркиза приказала вставить камею в браслет, украшавший ее прелестную ручку, и решила, что на сем ее деяния увенчаны достойным изысканным образом. Но вследствие этого союза Франция оказалась втянута в Семилетнюю войну, жестокую и разрушительную, поглотившую массу денег, по причине чего пришлось повышать налоги. Это вызвало брожение в народе и сплочение противников союза при дворе. Во главе этой партии стояли три Мадам — дочери короля Аделаида, Виктуар и Софи. Нелишне упомянуть, что покойный отец жениха был непримиримым противником союза с Австрией, а его жена Мария-Жозефа Саксонская, разделявшая этот взгляд, замышляла сосватать сыну Луи-Огюстену одну из своих племянниц.

В Компьенском лесу состоялась встреча принцессы с королем и будущим мужем. Марию-Антуанетту ожидали с любопытством, ибо всем хотелось увидеть суженую дофина. Портрет эрцгерцогини, написанный в Вене срочно откомандированным художником Дюкре, мало соответствовал реальной действительности, ибо сего виртуоза кисти постоянно терзала своими придирками императрица, недовольная его работой. Людовику ХV, знавшему толк в молодых девицах, портрет сначала понравился, но потом его разобрало сомнение, не слишком ли толста принцесса для своего возраста. Когда из Страсбурга вернулся его секретарь, обязанностью которого было зачитать брачный контракт при передаче невесты, он подверг его дотошному допросу:

— Как вы нашли мадам дофину? У нее есть грудь?

Смущенный секретарь промямлил, что у нее очаровательное лицо и очень красивые глаза.

— Но я говорю не о сем, я спрашиваю, есть ли у нее грудь?

— Государь, я не взял на себя смелость опустить мой взгляд в этом направлении.

— Вы — простофиля, — рассмеялся король, — сие есть первый предмет, на который стоит смотреть у женщин.

Тут будет уместно упомянуть, что, по свидетельству современников, красота груди мадам Дюбарри, не стесняемой корсетом, «заставляла умолкнуть самых строгих критиков».

Однако при первой встрече будущая невестка произвела на Людовика ХV самое благоприятное впечатление. Она выпорхнула из кареты, подбежала к королю и бросилась к его ногам, дабы преклонить колени и поцеловать ему руку. Людовик не позволил принцессе окончательно опуститься на колени, обнял ее и представил своему внуку. Все движения и жесты Марии-Антуанетты, многократно тщательно отрепетированные, выглядели столь естественно и грациозно, что король остался весьма доволен. Дофин Людовик-Огюст, невысокий неуклюжий юноша, тогда еще худощавый, с льняными волосами и близорукими бледно-голубыми, словно выцветшими глазами, равнодушно скользнул губами по ее щеке.

Придворные тут же решили, что невеста очаровательна, хотя по канонам того времени вовсе не красива. Волосы этой блондинки слегка отдавали рыжинкой, которая под пудрой давала розоватый оттенок. Бледно-голубые глаза были несколько навыкате, овал лица с большим выпуклым лбом — откровенно длинноват, нос не мог похвастаться изяществом, а массивная нижняя губа явно унаследовала характерную черту Габсбургов[12]. Но кожа у нее была прекрасная, белая, с перламутровым отливом, ее не портили несколько легких следов от перенесенной в детстве оспы. Пленяла подвижность девушки, она расточала чарующие улыбки, посадка головы на длинной шее была королевской, походка воздушной. К радости короля, она не была толстой и обладала фигурой девочки-подростка.

Вхождение в королевскую семью

На следующий день вечером блестящее собрание прибыло в замок Мюэтт на краю Булонского леса, где надлежало переночевать. На столе Мария-Антуанетта обнаружила подарок: роскошную парюру с бриллиантами, причем в браслет был вделан портрет короля. Она немедленно надела его вместо своего — об этом ее также предупредили. Именно здесь ей были представлены младшие братья дофина, Луи-Станислас, граф Прованский и Шарль-Филипп, граф д’Артуа.

Вечером состоялся ужин, на котором невеста, возможно, не обратила внимания на необычное возбуждение вокруг нее, ибо по-прежнему считала его причиной самое себя. Она любезно ответила на приветствие чрезвычайно красивой молодой женщины в белом платье, обильно украшенном бриллиантами, имени которой не разобрала. Когда эта особа уселась в конце стола, присутствующие буквально замерли от возмущения. И было от чего: король воспользовался присутствием неосведомленной дофины, которое делало невозможным любое возмущение окружающих, чтобы навязать придворной знати присутствие своей новой фаворитки. Когда Людовик увидел, что девушка не сводит глаз с улыбающегося лица графини Дюбарри, он наклонился к ней и спросил:

— Как вы находите эту даму?

— Очаровательной, — искренне ответила Мария-Антуанетта. Но она почувствовала какой-то подвох и, снедаемая детским любопытством, наклонившись к своей статс-даме, графине де Ноай, спросила ее, каково положение этой особы при дворе. Опытная графиня лишь на минуту замешкалась и выпалила:

— Каковы ее обязанности? Развлекать короля!

— В таком случае я объявляю себя ее соперницей! — задорно провозгласила Мария-Антуанетта. Ее не сочли нужным предупредить об истинном нравственном облике монарха, которого ей надлежало почитать как деда, являющего собой средоточие всех добродетелей. Но в тот момент король, в полном восторге от того, что ввел в общество свою возлюбленную, был признателен будущей невестке. Ответные письма Людовика ХV императрице были исполнены величайшего удовлетворения. Однако более внимательный наблюдатель понял бы, что эта полудевочка-полубарышня не позволит ни одной другой женщине оспаривать свое первое место при дворе.

На следующий день, 16 мая, состоялось венчание в Версале, в капелле Людовика ХIV. Молодая была восхитительна в платье из белой парчи с огромными панье, от чего выглядела еще более хрупкой и трогательной. Жених