В субботу клуб молодежи был переполнен. Особенно много народу было в коридоре: там привезенная из офицерского казино радиола играла джазовую музыку. Кравцов толкался среди молодежи, прислушивался к разговорам. Неужели все они были бы здесь, если бы знали, что все это дело рук гестапо? Нет, нет, этого не может быть. С любым из них нужно только поговорить по душам, объяснить… Но кто будет говорить с ними? Кравцов и Добрынин не могут. Первый же паренек поглупее или поболтливей может их провалить…

Приехал Клейнер. Он был в штатском, и ребята не знали, кто этот высокий благообразный человек. Увидев Кравцова, Клейнер сделал ему знак глазами.

Они вышли на улицу и, завернув за угол клуба, остановились.

— Послушайте, это грандиозно, — сказал Клейнер. — Первый вечер — и столько молодежи! Я думал, что во всем городе ее меньше, чем сейчас в клубе. Благодарю вас, господин Коноплев. В следующую субботу организуйте такой же вечер, и я вызову сюда кинохронику. Завтра утром вы мне доложите обо всем, что было на вечере. — Клейнер пожал руку Кравцову и направился к машине.

Когда Кравцов вернулся в клуб, молодежь из коридора перешла в зал, где разыгрывалась викторина с призами. Кравцов сел в самом последнем ряду.

— Внимание, внимание! — кричал со сцены Добрынин. — Задаю второй вопрос. Внимание! Назовите фамилию выдающегося полководца из шести букв. Отвечать быстро, считаю до трех. — Он хлопнул в ладоши. — Раз…

— Чапаев! — крикнул парень, сидевший в последнем ряду, недалеко от Кравцова.

— Чапаев! Чапаев! — раздалось еще несколько неуверенных возгласов.

— Нет, нет, — Добрынин помахал рукой и еще раз хлопнул в ладоши. — Два… Человек, которого знает весь мир! Шесть букв. Ну?

— Суворов! — послышался тоненький девичий голос.

— Неправильно! Ну-ну! — Добрынин хлопнул в ладоши третий раз. — Три! Мимо. Эх, вы! Гитлер — вот кто!

— У-у, — разочарованно загудел зал.

— Внимание! Внимание! — продолжал Добрынин. — Вопрос третий. Кто такие Минин и Пожарский? За что им установлен памятник в Москве на Красной площади? На размышление даю ровно минуту. — Добрынин посмотрел на часы и отошел в глубь сцены.

«Что он, с ума сошел, что ли?» — думал Кравцов, ругая себя за то, что предварительно не проверил добрынинскую викторину. Но теперь было поздно, и ничего сделать было уже нельзя. Вопрос задан. В зале гул. Ребята советуются друг с другом, и вот над рядами поднялась рука.

Добрынин вышел на авансцену:

— Ну давай, давай!

Паренек в очках, со светлой косматой головой заговорил густым баском, точно отвечал на вопрос учителя в школе:

— Это было в семнадцатом веке. Польские интервенты захватили Россию и Москву. Проживавшие в Нижнем Новгороде Минин и Пожарский бросили клич — создать народное ополчение для спасения России и Москвы. Они созвали большое войско, повели его на Москву и разгромили поляков. За это им и памятник.

— Правильно! Как тебя зовут?

— Костя.

— Костя имеет пять очков. Идем дальше. Вопрос четвертый…

У Кравцова было ощущение, будто он сидит на мине замедленного действия, которая каждое мгновение может взорваться. Однако дальше по ходу игры он постепенно начал успокаиваться. Добрынин задавал самые разнообразные вопросы, и больше половины из них были связаны с датами, именами и событиями, взятыми из истории Германии. Правда, на эти вопросы почти не отвечали. Но разве в этом виноват организатор игры? А то, что свою историю ребята знают, — это не удивительно, они же учили ее в школах.

К концу игры Кравцов совсем успокоился. Добрынин под дружные аплодисменты вручил приз — плитку шоколада и книгу Гитлера «Майн кампф» — косматому пареньку в очках, который ответил на семь вопросов из десяти.

В коридоре заиграла радиола, и молодежь хлынула из зала.

Кравцов чуть задержался, чтобы выйти вместе с парнем, который в игре назвал имя Чапаева. Это был коренастый юноша с серьезным и даже сердитым лицом. Он выходил из зала вместе с приятелем. Кравцов пошел вплотную за ними и услышал их разговор.

— Как бы ты не влип со своим ответом, — сказал парню приятель и оглянулся.

— А ты хотел, чтобы я сказал Гитлер, да? — спросил его парень угрюмо, и тот рассмеялся.

— А вышло здорово, все кричали: «Чапаев! Чапаев!»

Они смешались с толпой. Вскоре к Кравцову протолкался еще разгоряченный игрой Добрынин.

— Ну как? — тихо спросил он.

— Сначала я испугался, — ответил Кравцов. — Но вроде все в порядке.

— Слушай-ка, что я тебе скажу… Тот малец, в очках, книгу Гитлера сунул в урну, и все, кто это видел, засмеялись.

— Узнай, кто этот паренек и где живет, — сказал Кравцов. — Поговори с ним. И еще вот с тем, — Кравцов отыскал в толпе своего соседа по последнему ряду, — вон, видишь, сердитый такой, прическа на пробор?

— Вижу.

— Это он первый назвал Чапаева.

— Ладно. — Добрынин нырнул в толпу танцующих…

Утром Клейнер вызвал к себе Кравцова.

— Ну как прошел вечер?

В его вопросе Кравцов почувствовал чуть заметную иронию.

— Не совсем так, как хотелось… — ответил Кравцов, думая, что Клейнеру уже доложил о вечере кто-нибудь из его сотрудников. — В этом смысле особенно показательной была проведенная нами викторина. Конечно же, головы молодежи еще замусорены тем, чему их учили в школе, и пропагандой коммунистов. Вообще с этой молодежью надо работать и работать, и это будет нелегкое дело.

Клейнеру ответ Кравцова явно понравился. Возможно, он ждал, что Кравцов начнет расхваливать вечер.

— Да, да, мне об этой викторине рассказывали, — сказал Клейнер. — Эта игра в России популярна?

— Да. И она очень помогает выяснить думы и чаяния играющих. По сути дела — это игра-допрос.

— А что? Неглупо, неглупо. — Клейнер помолчал и сказал: — Я хочу, чтобы вы знали, какие два результата мы ждем от этой затеи с местной молодежью. Подавляющее ее большинство мы должны подготовить к отправке в Германию в качестве рабочей силы. Я уже распорядился, чтобы в вашем клубе регулярно крутили фильмы о жизни Германии и выступали ораторы, умеющие хорошо подать немецкую жизнь. Но одновременно мы должны отобрать для начала, скажем, сотню наиболее надежных, из них мы сделаем специальный отряд, подчиненный гестапо. Вы не видели последнюю кинохронику о Кавказе?

— Нет, — еле слышно ответил Кравцов, потрясенный тем, что он слышит.

— В кинохронике показано, — продолжал Клейнер, — как пойманных партизан расстреливает карательный отряд, составленный из местных жителей. Не случайно почти весь выпуск хроники посвящен эпизоду с расстрелом. Берлин придает огромное значение этому делу, и вы сами понимаете почему. Меньше собак будет повешено на нашу с вами фирму. Мне уже звонил об этом сам Кальтенбруннер. Я думаю, что именно вы и должны взяться за отбор надежных ребят в местный отряд.