litbaza книги онлайнИсторическая прозаЛу Саломе - Леонид Нисман

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 47
Перейти на страницу:

Они неуклонно сближались, и это было мучительно для обоих. Однажды Лу потеряла сознание, сидя на коленях у пастора. Атмосфера лекций была тайной, не раз он просил слуг о молчании, вынашивая далёкие от диктуемого материала планы… Дух конспирации, нежные рукопожатия, отеческие поцелуи Гийо и определённый уровень интимного напряжения, царящий в этой нестандартной ситуации, должны были мало-помалу пробудить её женственность.

«Бывает, что для всей жизни наступает момент, когда стремишься к новому дебюту, разновидности возрождения, и формулировка, определяющая чувственную зрелость как второе рождение, верна. Но именно из-за медлительности моего созревания неполный опыт любви хранил для меня несравнимое, уникальное очарование, сопряжённое с ощущением неопровержимой подлинности, так что всё это не нуждалось ни в каких проверках».

Лу разрывалась между состоянием глубокого духовного комфорта, который несла близость с пастором, и всевозрастающей тревожностью, беспокойством, в коих она не решалась ему сознаться, боясь нарушить хрупкое равновесие их связи. Гийо же втайне думал о разводе: он был убеждён, что она, которая с такой готовностью и усердием принимала все его знания и замечания, когда пробудится к полной жизни, без труда примет и этот план.

Гийо ещё предстояло узнать, что эта женщина никогда никому не будет полностью покорна, неизменно сохраняя исключительное право на независимые решения.

Развязку ускорила смерть отца Лу. Он умер 23 февраля 1879 года. Гийо настоял, чтобы она рассказала матери об их уроках. Смирившись с этим требованием, Лу сделала это на свой манер — с полной непосредственностью она вечером заявила матери: «Возвращаюсь от Гийо». И ничего не пожелала добавить. Не помогли ни истерические спазмы, ни допросы матери. Всё свелось, как и спланировал Гийо, к необходимости встречи родительницы и учителя.

Лу, прислушивавшаяся за дверью к разговору, запомнила только две фразы:

«Вы виноваты перед моей дочерью!» — кричала мать.

«Хочу быть виновным перед этим ребёнком», — отвечал Гийо.

Услышав это, Лу не почувствовала никакого женского триумфа, а лишь удовлетворение, что мать, похоже, осажена и, возможно, не станет противиться дальнейшим урокам.

Разговор закончился тем, что Гийо попросил у г-жи Саломе руки её дочери. Такой поворот событий поверг Лу в шок… Она пережила это как вторую богоутрату.

«Конечно, меня многое оправдывало: и разница в годах, и полярность последней страсти и первого пробуждения любви, к чему прибавлялся ещё и тот факт, что мой друг был женат и имел двоих детей приблизительно моих лет (последнее обстоятельство меня не смущало по той простой причине, что оно характеризовало Бога как существо, связанное со всеми существами и принадлежащее всем, хотя и без упразднения исключительности его индивидуальной связи со мной). Но, кроме того, я была еще ребёнком — тело юной девочки с Севера развивалось медленно. Следовательно тело, со своей стороны, должно было высвободить эротический импульс, который оно получило, но без того, чтобы психика взяла на себя или компенсировала это освобождение. Когда подошёл решающий и непредвиденный момент, в который он предложил мне осуществить на земле высшее наслаждение жизни, я почувствовала себя совершенно неготовой. То, что я обожествляла, вдруг одним ударом покинуло моё сердце, мою душу и стало мне чуждым. Чувствовать нечто, что имело чистые притязания, и не довольствоваться самореализацией в малости и вдруг натолкнуться на то, что, наоборот, этой реализации угрожало и пыталось даже отклонить правый путь усилий, которые я тратила, чтобы найти себя (гарантом чего и был до сих пор Гийо); обрести себя — и лишь для того, чтобы отдать себя в рабство Другого, — всё это при свете дня привело к упразднению Другого для меня».

Был ли это глубинный страх подлинной близости? Горечь от утраты сакральной дистанции? Уже тогда возникшее предчувствие иного, совершенно особого пути? Во всяком случае сексуальная близость для будущего автора «Эротики» была вещью принципиально отклоняемой ещё много лет.

И хотя нестандартность её образа жизни была чревата славой о «распущенности», на деле она отменила своё табу только после тридцати лет. Мотивы, стоящие как за первым, так и за вторым решением, остаются для исследователей весьма загадочными.

И это интригует тем сильнее, что ко времени своего тридцатилетия Лу уже давно, с июля 1887 года, была замужем за Фридрихом Карлом Андреасом. Однако их брачный договор включал непреклонное условие Лу — отказ от интимной близости.

В своих воспоминаниях она сама затрудняется дать объяснение многим своим поступкам. Достоверно известно, впрочем, что к пятидесяти годам, эпохе её наивысшего женского расцвета, Лу радикально изменила свои убеждения — свидетельством чему стала её нашумевшая «Эротика».

Тем временем упрямый отказ Лу конфирмоваться у Дальтона выглядел как вызов не только религиозным устоям, но и национальным традициям. Лу вспоминает:

«Дело в том, что евангелическо-реформатские церкви — французская, немецкая и голландская — являлись для неединородных, то есть неправославных семей, наряду с лютеранскими, чем-то вроде оплота веры и национальной культуры. Даже тогда, когда иные иностранцы полностью уходили в русскую веру. Поэтому мой уход из церкви был неизбежно сопряжён с общественной опалой, от чего, в частности, сильно страдала моя мать.

О моем отце, который умер незадолго перед этим, я знала определённо, что он, несмотря на ещё более глубокую скорбь из-за неверия своей дочери, всё же одобрил бы этот шаг… Он не имел привычки говорить о религиозных мнениях, и только тогда, когда я после его смерти получила в подарок Библию, которую он держал преимущественно в личном употреблении, передо мной по тонко подчёркнутым местам предстал его истинный портрет верующего. Благоговение, молчаливое смирение и детская доверчивость этого мужественного, деятельного, авторитетного человека так глубоко взволновали меня, что я, в свои шестнадцать лет, оказалась буквально в плену у страстного желания узнавать о нём всё больше и больше».

Напоследок пастор принял участие ещё в одном судьбоносном для своей ученицы эпизоде её жизни: Гийо помог ей получить паспорт для отъезда за границу — для человека без вероисповедания это было нелегко.

Мысль оставить Россию принадлежала Лу. Она желала ехать в Европу, считая себя полностью готовой к обучению там. Такой радикальный выход изобрела она для себя в этой ситуации.

Сообщив о своих планах и Гийо, и матери, она, естественно, поначалу встретила сопротивление: мать ничего не хотела слышать, Гийо воспринял её решение с болью. Но, желая сохранить себя в её памяти, понимая бесповоротность её намерений, а может быть в душе ещё надеясь на возвращение, он дал Лу своё благословение.

Когда русские власти ответили категорическим отказом выдать документы, Гийо решил сам конфирмовать девушку. Он предложил добыть сертификат о конфирмации с помощью одного из своих друзей, имевшего соответствующие полномочия в маленькой голландской деревушке Сантпорт.

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 47
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?