Она смотрела на него, пользуясь тем, что он, отвернувшись, смотрит на двухвостую спину дирижера. Да, лучший из людей. Чистый такой, добрый, надежный, не то что эти шустрые танцоры с усиками. И все-таки выйти за него – глупо. Брак – это, в сущности, приключение, а он такой уютный, домашний. Вот если бы он сделал что-нибудь романтическое…

– В прошлом году, – сказала она, – тут было получше. Джаз какой-то… Лица неприятные… Кстати, нравятся тебе эти Моллои?

– Вроде ничего, – отвечал Джон. – Хорошенькая девушка.

Пэт вздрогнула. Нет, что-то не так, словно появилась небольшая тучка.

– Да? – процедила она.

Именно тучка. Скажи это кто-нибудь другой, она бы поняла, что он хочет ее уколоть. Другой, но не Джонни! Он слишком честный. Честной была и она, а потому признала, что замуж не замуж, но Джон – ее собственность. Влюбляться в кого ни попадя он не вправе. В зале было жарко, и все же при одной этой мысли Пэт пробрал озноб.

– М-да-у… – сказала она.

Музыка оборвалась. Пары расселись. Мистер Моллой с дочерью вернулись к столику. Хьюго сидел на галерке, серьезно беседуя с Рональдом О. Фишем.

Рональд Овербери Фиш был очень румяным и очень важным. С Хьюго они учились в Итоне и Кембридже. Если Итон ими не гордился, то ему и хуже, что мы вправе сказать и о Тринити-колледже[10]. Хьюго всегда восхищался Ронни и невыносимо страдал, что должен его огорчить.

– Ты уж прости, старик, – сказал он сразу. – Уперся, и ни в какую.

– Ни в какую?

– Вот именно.

Ронни серьезно оглядел танцующие пары, вынул окурок из длинного мундштука и вставил новую сигарету.

– Ты его убеждал?

– Его убедишь!

– Я бы сумел, – сказал Ронни.

– Да, – согласился Хьюго, – но как? Я советовал тебя пригласить, а старый хрыч не хочет.

Ронни помолчал. Глядя на него, Хьюго думал, что могучий мозг взялся за дело.

– С кем это ты пришел? – спросил наконец Р.О.Ф.

– Высокий, белобрысый – мой кузен Джон. Девица в зеленом – Пэт, наша соседка.

– А те двое? Очень солидный субъект. Так и ждешь, что обратится к собранию.

– Томас Дж. Моллой. Американец. На матче познакомились.

– Вроде бы не из бедных.

– Сейчас бедней, чем до матча. На тридцать фунтов.

– Если не ошибаюсь, твой дядя любит богачей?

– Обожает.

– Тогда все просто. Пригласи этого типа, а заодно и меня. Дядя на радостях перетерпит, ну а уж я им займусь. Миллионером, не дядей. За полчаса обработаю.

Хьюго оторопел. Да, это ум, это мозг. Особенно пленила его простота замысла.

– Дядя тебя разоряет, – сказал Ронни. – Наш клуб – золотое дно. Я ему об этом напомню. Когда мне приехать?

– Ронни, – сказал Хьюго, – ты гений. Только… – он замялся, – ты согласишься выступить на сельском концерте?

– Пожалуйста.

– Мы бы сыграли нашу сцену из «Юлия Цезаря».

– Прекрасно.

– Я уступлю тебе Брута.

– Ну зачем же!

– Уступлю-уступлю.

– Ладно. Тогда договорись с этим типом и положись на меня. Понравится мне твой дядя?

– Нет.

– Ничего, – сказал покладистый Ронни, – я ему тоже не понравлюсь.

Джаз ненадолго даровал отдых барабанным перепонкам. У тех, кто подхватил саксофонный вирус, редко бывает большой перерыв между приступами. Вскоре они снова принялись за свое, и мистер Моллой галантно пригласил Пэт на танец. Дочь его, подмазывая губы, нежно засмеялась.

– Не знает, бедняжка, на что идет! – заметила она. Джон, впавший было в задумчивость, встрепенулся и обнаружил, что остался вдвоем с незнакомой девицей, которая скорее всего ждет занимательной беседы. Однако слов ее он не понял, а потому сказал:

– Простите?

Будь он менее отрешен, он бы не очень радовался. Мисс Моллой, зовущаяся Долли, принадлежала к тому виду девиц, с которыми застенчивому человеку нелегко. Конечно, она сверкала, но лучи были слишком острые. Желтые глаза глядели довольно грозно. В общем, скромностью она не отличалась и напоминала ему самку барса, которых он недолюбливал еще сильней, чем самцов.

– Я говорю, – объяснила она, – что ваша приятельница – храбрая девушка. Пошла танцевать с Мыльным!

– Простите, с кем?

Кажется, Долли Моллой все же смутилась.

– С моим отцом, – быстро ответила она. – Такое прозвище.

– Да? – растерялся Джон.

– Он очень интересный мужчина, но левша на обе ноги. – Нежная дочь снова засмеялась. – Ну вот, глядите!

Джон поглядел и не увидел ничего особенного. Напротив, для своих лет Моллой был очень прыток.

– Простите, – в третий раз сказал он, – я плохо разбираюсь в танцах.

– А Мыльный – еще хуже, – заверила дочь. – Дело не в том, что он наступает на ноги, это бы еще ничего, но он мечется! Вы хоть немного можете двигать ногами?

– Д-да… Кое-как… Вообще-то…

– Тогда – пошли. Мне просто не высидеть, когда они играют.

Джон нехотя встал и, уповая на провидение, ввинтился в толпу.

Провидение не подкачало. Толпа была такая, что даже самые юркие просто топтались на месте. Это мог и он, а потому успокоился и даже завел беседу.

– Вы часто здесь бываете? – спросил он, прижимая даму к стройной спине какого-то франта, тоже попавшего в пробку.

– Я тут в первый раз, – отвечала мисс М. – И, кстати, в последний. Ну и сброд! В жизни такого не видела. Посмотрите на эту, с моноклем.

– Да, удивительно, – согласился Джон.

– Тихий ужас. Нет, не понимаю! Дуст продают где угодно, почему же тут столько жучков?

Джону становилось все легче. Он боялся, что у них с мисс М. нет ничего общего, а какое родство душ! Именно, жучки…

Джаз умолк. Ободрившийся Джон захлопал было в ладоши, но музыканты застыли, глядя на субъекта с тяжелой челюстью и в плохо сшитом костюме, который появился на эстраде. Через секунду-другую у входа раздался зычный голос:

– Леди и джентльмены, прошу оставаться на местах!

– Вот это да! – сказала мисс М. – Застукали!

Диагноз был верен. Почти все танцоры уныло вернулись к столикам, и освободившееся пространство, словно по волшебству, заполнилось людьми в плохо сшитых костюмах. Они бегали по залу, проявляя оскорбительный интерес к бутылкам и что-то записывая в блокнотики. Время буквально летит в таких «Горчичницах». Видимо, на часы забыли посмотреть и беспечно продавали крепкие напитки после полуночи.