Увы и ах, но герцог не мог запретить жене подобные вольности. В брачном контракте, подписанном при помолвке, когда принцессе было всего десять лет, а Отто уже перевалило за сорок, особой строкой было оговорено, что, «муж не будет чинить супруге препятствий при ее развлечениях». Кто же тогда мог предположить, что ставши из девочки женщиной, Лилиана-Августа (и так далее) увлечется охотой? Запретить — означало расторгнуть контракт и потерять надежду стать его высочеством. В то же время герцогиня никогда не уклонялась от собственных супружеских обязанностей, которые Отто мог совершать «не менее одного раза в неделю, но не более десяти раз в месяц».

Однако, хотя герцогиня не противилась супружеским обязанностям, но и забеременеть она не могла. Герцог считал, что виной всему — неумеренная любовь супруги к охоте, когда Лилиана-Августа-Фредерика-Азалия ни свет ни заря срывается с супружеского ложа и скачет в леса. Кроме того, Отто Уррийский опасался, что во время охоты с герцогиней может случиться какая-нибудь неприятность: встреча ли с кабаном на узкой тропе, волк, прорвавшийся через оцепление егерей… Ну да мало ли еще что…

К сожалению, государственные дела не позволяли владетелю Уррии выезжать на охоту так часто, как это делала его жена. Да герцог и не был поклонником охоты. Вот тогда он решил, что к супруге необходимо приставить человека, который будет на охоте заниматься лишь тем, что беречь великую герцогиню…

Когда герцог изложил свои соображения, я мысленно застонал. Видимо, взгляд у меня был не очень веселый, потому что Отто Уррийский спросил с беспокойством:

— Что-то не так? Неужели охранять женщину на охоте сложнее, чем охранять от наемных убийц?

— Не то слово, ваше высочество, — по «рассеянности» употребил я титул принцев крови вместо герцогского, но владетель меня не поправил. — Наемный убийца — это всего лишь человек. Стало быть, мыслит по-человечески. Что может стукнуть в голову льву, носорогу или там, тигру — я не знаю. И уж тем более, что взбредет в голову женщине-охотнице…

— Ну, львы и носороги у нас не водятся, — утешил меня педантичный супруг. — Есть медведи, рыси, кабаны. А вот насчет того, что в голову взбредет охотнице, тут ты прав. Герцогиня очень болезненно воспринимает любого телохранителя, которого я ей даю. Отказаться она не может, но…

— Происходят несчастные случаи… — догадался я.

— Вот-вот, — поддакнул герцог. — У одного из телохранителей лопнула подпруга во время гона за зайцами. Заяц же, как известно, может задними лапами и медведю брюхо распороть. Хорошо, что у охранника была кираса… Еще одного избили до полусмерти егеря и загонщики: дескать, глазел он на герцогиню нехорошо… Эти бездельники мою супругу просто обожают — в огонь и в воду за нее пойдут. Ну а еще один просто исчез. Вернулся только конь с ободранным боком. Говорят — рысь напала! Трупа так и не смогли найти. Не скрою, Артакс, у меня не так много вассалов…

«М-да, весело, — подумал я, хотя веселиться тут было нечему. — Это как же удастся защитить того (то есть ту!), кто не хочет защиты? Да еще — как не стать вместо телохранителя жертвой? — поразмыслил я. — Отказываться — нельзя. Герцог-то вроде бы человек неплохой. Но и хорошим он тоже быть не может…» Намек я понял очень ясно. Будешь служить — награжу, а нет — накажу. Поэтому, ежели что, выдаст он меня как «злокозненного соратника-сподвижника узурпатора».

— Ваше, э-э… Ваша светлость, — нерешительно спросил я. — Разрешено ли мне будет применять меры воздействия к герцогине?

— Не понял… — вытаращился на меня герцог.

— Ну, предположим, если мне придется дернуть ее за руку, сбить с ног, а то и выругать — это не будет преступлением?

— Хм-хм, — подумал несколько секунд герцог, а потом, внезапно повеселев, заявил: — Знаешь, дружище! Если понадобится, для пользы дела, то можешь ее отшлепать! Только (показал он кулак!) — во всем меру знай!

…Мое знакомство с герцогиней и ее свитой состоялось на следующее утро. После третьих петухов, когда начинают просыпаться коровы и пастухи, а все добрые люди (мы, наемники, в эту категорию не входим) еще спят, герцогиня уже направлялась в конюшню. Туда же сползалась и ее заспанная свита. Я не очень силен в охотничьих премудростях, но, если человек держит на поводу (или, как правильно — на поводке?) собак, значит, он — псарь. А ежели имеет при себе охотничий арбалет (почти такой же, что и боевой, только короче и изящнее), то это, наверное, егерь. Стало быть, псарей было трое да четверо егерей. Было еще двое парней лакейского вида, имевших при себе лишь охотничьи ножи.

Мне было жаль обитателей замка и жителей городка. Когда ежедневно и спозаранку гавкают собаки и ржут лошади, а потом охотничья кавалькада высекает копытами искры из старого булыжника мостовых, то любители поспать поминают увлечение герцогини не очень добрым словом…

Лилиана-Августа-Фредерика-Азалия не выглядела красавицей. Когда я впервые увидел ее вытянутое лицо с увесистой нижней челюстью (фамильный признак эрл-герцогов Паренских, предков по отцу), массивный нос (достался по женской, королевской линии) и тонкие губы, то понял, почему у герцогини нет любовников… И удивился мужеству старого Отто, который «не менее одного раза в неделю, но не более десяти раз в месяц» пытается обзавестись наследником.

Однако, если быть справедливым, то герцогиня имела довольно стройные формы, что подчеркивалось ее мужским нарядом. Мой гнедой (папаша Гневко) был уже готов, но в седло я не запрыгивал, поджидая остальных. Охотники, за исключением герцогини, сосредоточенно седлали коней. Хозяйка, наблюдая за действом, лениво зевнула и пренебрежительно бросила мне в лицо:

— Ты кто? — И, не дожидаясь ответа, заключила: — Наверное, мой новый хранитель тела… Не боишься в лес ехать?

«Свита» захохотала, предвкушая потеху…

— Н-ну! — требовательно спросила она. — Боишься — или нет?

— Боюсь, — кротко ответил я.

Свита заржала еще громче. А один из егерей, самый молодой и наглый, презрительно сощурившись, присоветовал:

— Ты, наемничек, когда в лес поедем, в штаны не наделай.

— Ничего, — примирительно улыбнулся я. — Твои возьму…

— Чего? — вытаращился на меня егерь. — А ну повтори, что сказал…

— Повторяю, — улыбнулся я еще более кротко. — Если наделаю в свои штаны, то сниму твои. Показать?

Егерь рванулся, как лось, узревший соперника. Но лосиный турнир я разыгрывать не собирался — насадив парня на свой кулак, перевернул вниз головой и, развязав его пояс, вытряхнул из штанов.

— Вот примерно так… — сказал я, бросая парню штаны. — Носи, пока я добрый…

Охотники не сразу поняли — почему их товарищ, оказавшийся в одних кальсонах, принялся судорожно блевать, а герцогиня, на несколько секунд потеряв дар речи, махнула псарям:

— Ату его!

Холуи повиновались бездумно и беспрекословно. Что же, такое развитие событий я предвидел, потому что за спиной была стена, а рядом — верный жеребец, и первая гончая, атаковавшая меня, отлетела, жалобно поскуливая.