Часом позже он вернулся, и мы прошли в чайную комнату. Мадам, полная женщина среднего роста с широким лицом, выражающим материнскую любовь, черноглазая и черноволосая, в обращении была сама доброта и снисходительность. Камилла оказалась величавой статной брюнеткой с высоким бледным челом и лучистыми глазами, которые приветливо улыбнулись мне, когда она пожала мою руку и заняла место рядом за столом. Их приятные манеры вскорости заставили меня ощутить себя членом семьи и отбросить всякие условности.

Ужин состоял единственно из фруктов и орехов. Мадам Дюран сочла нужным пояснить, что, согласно их правилам, они едят два раза в день и лишь слегка перекусывают вечером. Я уверил их, что в этом для меня нет никакого неудобства, так как я с самого детства воспитан на строгой буддистской диете, принимаю пищу дважды в день и не ем мяса. После получасового разговора мы с Камиллой стали друзьями и отправились осматривать дом с искреннего одобрения ее родителей.

Было очевидно, что образованием Камиллы не пренебрегали. Пока мы ходили по богато убранным залам и поднимались по мраморной лестнице, она говорила равно свободно об искусстве, науке и философии. Её мысли, казалось, инстинктивно следовали тем же путем, что и мои, и наши мнения почти по каждому вопросу совпадали. Как приятно беседовать и общаться с теми, чьи мысли созвучны вашим собственным! Более часа мы провели в чудной картинной галерее, и не прозвучало ни одного глупого или фривольного слова. Перед тем как расстаться, чтобы отправиться спать, мы договорились о завтрашней прогулке по городу.

Утром мосье Дюран встретил меня в зале и сказал, что хотел бы переговорить со мною до нашей поездки, поэтому сразу после завтрака мы вместе отправились в его личные апартаменты. Закрыв дверь, он усадил меня за стол, стоявший в центре комнаты, и сам занял место напротив. Наклонившись вперед и пристально глядя мне в глаза, он сказал:

— Альфонсо Колоно, ваш отец сообщил мне в письме, что вы стремитесь к поступлению в определенные тайные школы в Париже, а далее он ручается за вашу подготовку и знания. Искренне ли ваше желание поступить в школу подобного рода? Если так, то какой мотив лежит в основе этого желания?

— Монсеньор Дюран, с детства я почитал знание, и ныне оно является целью моей жизни, — заверил я. — Информация, которую может дать мир внешней науки, не удовлетворяет меня, там ничего не говорится об истинной природе вещей, ее знание состоит только из скопления необъясненных фактов и феноменов. Но учения, полученные от отца, привели меня к пониманию, что есть в мире такие люди, чьи познания не ограничены столь узкими рамками, и что они помогут мне достичь истинного знания. Именно их я ищу.

— Понимаете ли вы, насколько серьезна природа истинных знаний? Известны ли вам требования, необходимые для их получения? Известно ли вам о безмерной ответственности и долге, которые приходят вместе с ними?

— Это до некоторой степени мне известно и мною осознано. Я готов и желаю принять на себя такую ответственность.

— Вы говорите смело и искренне, но, боюсь, что вам известно не все. Тем не менее, я верю в чистоту ваших мотивов, постараюсь найти кого-нибудь, кто связан с этой школой, и расскажу ему о вашем стремлении. В настоящее время вы не должны в разговорах с Камиллой обсуждать этот предмет, более того, вы должны обещать, что будете хранить молчание. Даете ли вы это обещание? — Да, — ответил я.

— Итак, ваш отец сообщил, что вы достаточно образованы в области медицины, искусств и юриспруденции. Это хорошо, так как они — незаменимые составляющие деятельной жизни, посвященной человечеству. В письме сказано, что вы еще не получили официального, формального звания, которое представляется весьма важным этому миру, поскольку великое множество его обитателей видит лишь то, что лежит на поверхности. Поэтому мой совет вам — поступить в экзотерические школы и институты и получить дипломы и сертификаты по этим трем профессиям. Ниши познания позволят вам проходить обучение по всем трем предметам одновременно. Эти учебные заведения не дадут вам истинного знания, но научат многому из того, что почитается в мире. В искусстве они дадут навык руке, в законоведении — наставят в дипломатичности и знании этикета, в медицине — научат хирургии и придадут вам уверенности в себе. В дальнейшем, благодаря знакомствам, вы приобретете влияние. И если вы желаете быть принятым как кандидат в тайную школу, приготовьтесь без промедления принять решение, так как эти навыки необходимы всем, кто хотел бы поступить туда. А пока храните молчание. Можете идти.

Я покинул комнату. Проходя по залу, встретил Камиллу и отправился с нею в наиприятнейшую поездку по городу. Как и в предыдущий вечер, они снова показала себя незаурядным рассказчиком, интересным человеком, и по возвращении домой наша дружба уже установилась.

Так шло время. Камилла и я почти всегда были вместе. Она изучала искусство в Школе изящных искусств. По ее приглашению и в соответствии с советом монсеньора Дюрана я тоже поступил туда. В то же самое время меня приняли две самые известные школы, обучающие медицине и юриспруденции. Через Дюранов я получил доступ в самые высокие социальные круги Парижа, завязал дружеские отношения с красивыми и умными женщинами, свел близкое знакомство со многими мужчинами серьезного и пытливого ума.

Несмотря на то, что меня окружали красота и ум французской метрополии и у меня не было недостатка в общении, я все еще не нашел идеала своей любви. Мы с Камиллой были очень привязаны друг к другу, но всего лишь как брат и сестра, так, кстати, и звали друг друга. Я часто вспоминал замечания отца о симпатических душах и задавался вопросом: не был ли мой идеал любви слишком высок? Рожденный в чистейшем браке, обученный с детских лет видеть любовь во всей непорочной красоте, я рисовал ее себе в самой возвышенной, идеальной форме и находил в этом величайшее удовольствие. А поскольку привычка эта укреплялась, мои идеалы становились все устойчивее и чище, пока представление о совершенных мужчине и женщине и совершенном общении не стали постоянно главенствовать в моем уме.

Отец писал мне регулярно, и письма его были всегда полны слов нежной любви и добрых советов. Он побуждал меня продолжать поиск знаний, учиться терпению, чтобы не быть обескураженным тем очевидно замедленным темпом, с которым приходит истинное знание. «Знание — это рост, а вечный рост происходит не скоро, — писал он. — По мере того, как раскрываются твои способности, а организм совершенствуется, истинное знание, вечно живущее внутри нас, найдет способы для своего проявления и обнаружит себя».

Гарсия без каких бы то ни было объяснений внезапно исчез; и, доверив монсеньору Дюрану заботу о моем вступлении в тайную школу, я сосредоточил все усилия на учебе, не уклоняясь от общественной жизни. Ключевой нотой наставлений моего отца была концентрация. Я так развил ее силу, что, где бы ни был, пребывал в гармонии со всем, что меня окружало. В письмах отца по-прежнему не было ни слова о матери и сестре; и, несмотря на его настойчивые утверждения об обратном, я сделал заключение, что они все-таки погибли в тот роковой шторм. Но вскоре оно поразительным образом было опровергнуто. Это произошло пятого сентября, через год после моего приезда в дом Дюранов, когда Камилла и я занимали ложу в Гранд-Опера, где мадемуазель Вивани — примадонна с мировой славой должна была появиться в тот вечер.