— Что вам нужно? — спросила она.

— Все что угодно — с кровью и полицейскими…

Анника, не сказав ни слова, отключилась и свернула влево. В Золотом зале она оказалась прежде, чем полицейский смог ее остановить.

Весь банкетный зал был залит ярким светом люминесцентных ламп. Здесь работала бригада судмедэкспертов. Вдалеке, под портретом безголового святого Эрика — без головы он оказался из-за путаницы с высотой потолка, возникшей в процессе строительства, — по полу, там, где была убита женщина, ползали на коленях два человека.

Анника подняла телефон, активировала режим фотосъемки и нажала кнопку «Съемка». Еще два шага — «съемка», пять шагов — «съемка».

Полицейский схватил ее за руку, но она вырвалась.

Отбежав на десять шагов, она сделала еще один снимок. Офицер-эксперт удивленно посмотрел на Аннику и тоже попал в кадр — «съемка».

— Все, мы уходим, — потеряв терпение, сказал полицейский, приподнял Аннику и вынес ее назад, в Голубой зал. Он поставил ее на пол только тогда, когда вышел на лестницу.

Почувствовав под ногами твердую каменную опору, Анника вдруг поняла, что стоит на том самом месте, где всегда фотографируются члены королевской семьи и лауреаты премии, прежде чем спуститься по самой знаменитой лестнице в мире в банкетный зал.

Их глазам представлялся совсем другой вид, подумала Анника, глядя на остатки обеда на тысячу триста гостей. Всего несколько часов назад лауреаты Нобелевской премии видели отсюда тщательно сервированные столы, безупречно одетых гостей, видели сверкание хрусталя и фарфора с ободками из чистого золота, цветы и жаркую медь духового оркестра.

Сейчас Голубой зал выглядел опустевшим и заброшенным. Главный стол был убран, но на прочих так и остались тарелки с объедками, запачканные скатерти и смятые салфетки. Стулья были в беспорядке отодвинуты, некоторые перевернуты. В двадцать два часа сорок пять минут полиция запретила что-либо трогать в Голубом зале, и время там остановилось. Время убирать следующие столы так и не наступило.

— Долго еще будет закрыт Голубой зал? — спросила Анника.

— Сколько потребуется. Где твоя верхняя одежда?

В гардеробе дежурил одетый в форму офицер полиции. Было видно, что он испытывает страшную неловкость от исполнения этого унизительного поручения. С видом явного недовольства он протянул Аннике ее пуховик.

— У меня был еще мешок с обувью, — виновато сказала Анника. — С черными сапогами.

Отчаяние полицейского достигло апогея, когда он отправился искать мешок. Анника отвернулась и достала из сумки телефон. Пока полицейский шарил по полкам, она выбрала снимки Голубого зала и нажала кнопку «Отослать».

Анника пристально смотрела на сделанные в форме снарядных гильз бронзовые светильники, пока посланное сообщение летело сквозь черноту зимней ночи на сервер «Квельспрессен».

Андерс Шюман стоял у окна своего углового кабинета и смотрел на русское посольство. Территория посольства пряталась в темноте, освещен был лишь небольшой пятачок у ворот — тусклым фонарем и светом, льющимся из будки, в которой мерз дежурный солдат. Иногда солдат выходил из будки, чтобы согреться, пройдясь несколько раз вдоль металлических ворот.

Как бы удивился этот часовой, если бы сейчас действительно что-то произошло, подумалось главному редактору. Солдат был бы крайне изумлен, если бы кто-нибудь подъехал на автомобиле к посольству и открыл пальбу по его зданию или перелез бы через забор и спрыгнул на территории посольства. У солдата не было бы ни малейшего шанса, потому что на стороне нападавшего были бы все преимущества: внезапность, решимость и знание последовательности действий.

«Мы страшно уязвимы, — подумал Андерс Шюман. — Мы ужасно открыты. Невозможно сохранять бдительность и готовность в течение суток напролет, не упуская ни одной мелочи в системе безопасности. Эта проблема стоит сейчас перед всем миром, не только перед западными демократиями. Каждый человек оказывается беспомощным перед лицом беспощадных преступников».

Деньги, власть и влияние, подумал Шюман. В мире всегда находились люди, стремившиеся кратчайшим путем овладеть всем этим, но создается впечатление, что методы становятся все более грубыми, а положение день ото дня ухудшается.

Пошли слухи о том, что убийство на нобелевских торжествах совершила женщина. На пресс-конференции полиция не подтвердила, но и не опровергла этот факт. Не было сказано ни слова об угрозах или об организации службы безопасности. Охрана была на месте, и никто до сих пор не понимает, где система дала сбой. Все шло по плану, и пока никто не может сказать, где оказалось слабое место.

Пошел снег, одинокие снежинки медленно, словно нехотя, начали падать на асфальт. Андерс Шюман потер горящие от усталости глаза, несколько раз моргнул, вернулся к столу и посмотрел на часы.

«Может быть, мне не стоит больше всем этим заниматься, — подумал он. — Если наступила новая эра, если таково теперь положение вещей, если бал правит терроризм, а безопасность становится смыслом жизни, то, наверное, мне стоит уступить место другим. Если терроризм уже здесь, то, значит, свобода личности уже мертва. Безопасность будут использовать как аргумент для оправдания больших ограничений, усиления надзора, что окончательно подорвет свободу информации. Наверное, для того, чтобы соответствовать новой эпохе, понадобятся новые журналисты, потребуются, видимо, и новые лидеры».

На мгновение Шюман испытал чувство острой жалости к себе. Владельцы газеты не испытывали к нему доверия и рассчитывать на весомый пост в их империи он не мог.

— Приехала Анника, — раздался по селектору голос Янссона.

— Зайдите ко мне, — ответил Шюман, наклонившись к аппарату.

Интересно, кто ее сегодня одевал? Анника вошла в кабинет главного редактора в ковбойских сапогах, в черном клетчатом жакете, с огромной грязной сумкой и в розовой кружевной юбке. Волосы она собрала в высокую прическу, а вместо заколки воспользовалась шариковой ручкой.

— Адвокат подтвердил, что она не может писать о стрельбе и обо всем, что произошло непосредственно после нее, — сказал Янссон, плюхаясь в кресло. — Она также не имеет права давать интервью или каким-либо иным способом распространять эти сведения. Уголовное преследование за разглашение не предусмотрено, но зато грозит огромный штраф. Одному богу ведомо, как они могут совмещать оба эти решения…

— Что ты видела? — спросил Андерс Шюман.

— Как ты сам только что слышал… — начала Анника Бенгтзон, утонув в кресле. Она была бледна и немного взвинчена. На лбу выступили капельки пота.

Главный редактор махнул рукой. Анника съежилась под его взглядом, не имея сил протестовать.

— Я очень хорошо видела женщину, которую они подозревают в убийстве, — сказала она. — Очевидно, там было мало людей, которые…