Тем не менее Митяй остался доволен даже временной дощатой крышей, но ещё до начала зимы надеялся сделать ей капитальный апгрейт, сгоняв на Асфальтовую гору. Она же так называлась не от балды. Там имелись выходы асфальта на поверхность, а это в каменном веке был самый лучший гидроизоляционный материал. Правда, до того момента Митяю нужно было окончательно разобраться со стенами землянки, и он уже знал, как это можно сделать.

Отдохнув от трудов праведных пару дней, он снова взялся за строительные работы, но уже ниже по склону, на просторной ровной площадке, где решил соорудить печь для обжига извести и кирпича. Песок и глину он уже нашёл, причём неподалёку, на берегу Тухи. Глина, правда, оказалась не фонтан, почти бурожгущаяся, но для грядущих целей и такая вполне годилась. Митяй месил глину, смешивая её с песком и древесной золой от сожжённых веток прямо на своих глинищах, и там же формовал кирпичи, радуясь, что нет дождя, но к ночи перевозил их на тележке к тому месту, где собирался устроить печь для обжига, и складывал под большим навесом.

С кирпичами Митяй не промахнулся, они, по крайней мере, не растрескались и вскоре превратились в отличный кирпич-сырец. Из него-то он и сложил печь для обжига кирпича ёмкостью на четыре кубометра. Большего ему пока что и не требовалось. Он обложил печь неиспользованным горбылём и целых три дня днём и ночью сжигал в ней все дрова, а их у него накопилось немало. В конечном итоге печь с полуцилиндрическим сводом, сложенная на глиняном растворе, отлично прокалилась и при этом не покосилась, но самое главное, не развалилась, а стало быть, ему можно было начать новый этап работ по благоустройству жизни в каменном веке.

Да, теперь Митяй мог смело приступать к обжигу кирпича, а затем и извести, но первым делом он соорудил самый примитивный гончарный круг и наделал больших, узкогорлых, цилиндрических горшков-бидонов на полтора ведра каждый. Первые три десятка горшков он обжег самым варварским способом, установив их на полуметровый слой дров и переложив чурками. К его неописуемой радости, накрылись медным тазом только четыре горшка, и, пока сохли новые, он целую неделю собирал с поверхности воды нефть и сливал её в закопчённые и страшные, как чума, горшки. Следующие горшки он уже обжигал по-новому, используя для этого нефть, которая, отстоявшись, прекрасно горела в выточенной им на токарном станке жидкотопливной форсунке.

Нефть, собранная с поверхности воды в полукилометре от её места выхода с помощью самой обычной доски и деревянного герметичного ящика, оказалась довольно светлой, и Митяй быстро понял почему. Все тяжелые фракции просто опускались на дно реки. Нырять в реку, чтобы проверить это, у него не было никакого желания, но в первый же день он выяснил – рыбы в Тухе нет и на водопой к ней никто не подходит. Правда, задолго до впадения в Пшеху воды этой речки очищались естественным образом настолько, что нефтяная плёнка становилась едва заметной, но ему что-то не хотелось ловить рыбу ниже по течению. Сколько всего нефти выливалось в Туху, он не подсчитывал, но к середине августа набрал её двести пятьдесят горшков, или полные пять тонн, но в чистом виде, после того как нефть – а точнее, нечто вроде густой соляры – отстоялась, получилось меньше трёх тонн. Вытекало её, скорее всего, гораздо больше. Зато это позволило ему обжечь почти четыре тысячи штук кирпичей и примерно три с половиной тонны негашеной извести. Найдя подходящее местечко неподалёку от Пшехи, Митяй выкопал яму, обложил её горбылём, засыпал в неё известь и залил водой. Шипела она знатно.

Перекрыв яму горбылём, он на следующий день запер все двери и уехал на Асфальтовую гору, хотя и не надеялся до неё добраться, ведь ему нужно было как-то переехать через Туху, а потом ещё через куда более полноводный Пшиш. Митяй всё же добрался до места всего за полдня и без каких-либо особых проблем. Туха, оказывается, в своём верхнем течении текла в трёх километрах от ледника, к которому он подъехал вплотную, а потому её, как и Голышку, питали добрых три десятка ручьёв. Поэтому за ледником она была мелководной, а Пшиш и в каменном веке не представлял собой ничего грозного, хотя и был намного полноводнее, но в районе будущего Хадыженска новоявленный Робинзон нашёл удобный брод и легко его переехал. Всё правильно, ведь он поехал туда на Шишиге, а не на каком-то там «ренджровере», которому даже в день рождения английской королевы не снилась такая проходимость.

Приехав на место и побродив три дня по территории этого ещё не существующего даже в проекте посёлка, причём всё это время шёл дождь, он нашел-таки выходы асфальта на поверхность и занялся раскопками. Асфальта там оказалось немного, но это для промышленных разработок, а так, по расчётам Митяя, ему этого добра точно хватит на семь жизней. Наколупав добрых пять тонн асфальта и найдя жилу шикарного плотного песчаника, он вернулся к родной землянке и на следующий день, благо дождь как раз закончился, принялся обжигать четыре больших лотка для разогревания асфальта.

Когда деревянная крыша просохла под палящими лучами солнца, он оббил её, пользуясь чопиками вместо гвоздей, рейкой сечением два на три сантиметра и принялся укладывать сверху горячий асфальт и укатывать его тяжелым дубовым катком почти метрового диаметра. Вот теперь он был полностью уверен, что, когда дожди зарядят основательно, в его землянку не просочится ни капли.

Покончив с крышей, он покрыл асфальтом подсыпку вокруг землянки и настелил его при входе, под навесами, чтобы не таскать грязь в дом.

Митяй, хотя и строил всего лишь землянку, делал всё основательно и на совесть, но до полного окончания работ было далеко. Как только он изготовил гидроизоляцию на крыше, причём такую, что её не всякий медведь вскроет, то оббил брёвна снаружи рейками и оштукатурил жилище известковым раствором, после чего облицевал кирпичом откосы при входе. Однако и на этом его работа не закончилась. Митяй принялся класть в землянке две печи, одну дровяную, другую работающую на солярке, а как только покончил с этим, то сложил из кирпича ледник и оштукатурил его известковым раствором. После этого, в ожидании того дня, когда раствор высохнет, он занялся сбором семян для Гоши, хотя и взял с собой для попугайчика изрядное количество корма. Увы, но всё это время бедный попугайчик сидел на одних только сухарях, да ещё арахисе, который Митяй для него мелко подробил.

Территория, свободная от леса, имела размер гектаров тысячи под три с половиной, и Ботаник рассматривал её как свою будущую латифундию. Близился сентябрь, и практически все злаки созрели. Митяй несколько раз копал ямы и убедился, что в низовьях холма плодородный слой раза в два толще, чем на его вершине, так что он мог смело пахать землю. Правда, вскопать под огород всё поле он не смог бы физически при всём своём желании, даже используя в качестве тягловой силы мотоцикл. Но с этим делом он и не торопился, хотя кое-какие посадки и собирался сделать под зиму. Например, высадить для приманки кабанов топинамбур, который вёз в горы, чтобы посадить на кордоне, а также чеснок. Остальное земледелие Митяй оставлял на весну.

Правда, ему сначала нужно было отгородиться от леса высоким забором, иначе всё его огородничество намахнётся в три дня. Кабаны уже заглядывали к нему чуть ли не в землянку. Из-за их визита и с этим делом Митяй решил не затягивать. Поэтому как только он собрал для Гоши четыре мешка самых разнообразных семян, то снова взялся за бензопилу и принялся с помощью второго подъёмного козелка, на этот раз уже высотой в восемь метров, и лебёдки Шишиги строить из сосновых брёвен, длиной по десять метров, укладывая их друг на друга горизонтально, сажая на дубовые штифты через пять метров и через каждые десять метров вкапывая столб, «Великую Китайскую стену» с тремя воротами для выезда с охраняемой территории. Мачтовый лес он пилил буквально в пятидесяти метрах от стены, а потому работа у него шла споро. Ему постоянно приходилось орудовать бензопилой, и он к ней уже приноровился так, что валил сосну максимум за пятнадцать минут. Такелажными работами он занимался с помощью Шишиги, топлива пока хватало, и потому стена росла быстро. Мелкое зверьё и люди могли её преодолеть, но это вряд ли смогут сделать носороги и мамонты, да и махайроды тоже. Особенно если он утыкает её острыми кольями, выставленными наружу. Со стороны Тухи к нему мог пробраться весной, летом и осенью только самый тупой махайрод, а зимой ему и так будет на всё наплевать.