Во дворе старик разносил в большом блюде чуреки — местные плоские лепешки, угощал солдат. Предлагал в пиалы и айран, но от кислого молока все отмахивались — оно хорошо на крепкий желудок и хмельную голову, а без надобности лучше поосторожничать, чтобы не искать потом в чистом поле кустики. Увидев командира, хозяин вместе с десантниками замер под его взглядом, потому что именно от Месяцева зависело, останется ли фельдшер в доме или взвод попрыгает на машины и растворится в тумане. И когда капитан устало уселся на стопку давнего, тронутого зеленым мхом шифера, заторопился к нему.

— Что там? — отказавшись от угощения, кивнул на дверь капитан. Достал сигареты.

— Аллах вас к нам послал, — старик, прижав одной рукой блюдо к животу, вознес другую к небу. На пораненном указательном пальце черным пиратским флажком колыхнулся кончик от завязки.

«Послал нас комполка», — усмехнулся про себя Месяцев, лишь бы не зацикливаться на сравнении с флагом. Но взгляда не отвел даже во время прикуривания, требуя конкретики.

— Плохо там, трудно, но врач ваш что-то…

Хозяина дома перебил раздавшийся детский крик. Старик уронил миску и осел рядом с капитаном. Заскорузлые пальцы вновь устремились к небу, но дотянулись лишь до глаз, из которых безудержно хлынули слезы.

— Внук, — прокричали для хозяина новость из открытого окна.

— Поздравляю, — улыбнулся старику Месяцев. — Теперь…

Однако на этот раз уже он не успел закончить фразу. А его, офицера, перебить на войне могли только выстрелы.

Стреляли со стороны оврага, от Алмазова. Но если замкомвзвода не вышел при этом на связь — значит, увидел боевиков неожиданно. И, скорее всего, вдалеке, потому что огонь открылся сначала из одного автомата, для целеуказаний, потом уже свое весомое многоточие поставил спаренный с пушкой пулемет.

— «Сатурн», вижу вооруженную группу, человек двадцать, до километра, залегли, — подтвердил догадки командира сержант.

— Рассредоточиться, держать на мушке, — распорядился Месяцев и бросил взгляд на старика.

По тому, как тот сжался, понурился и виновато сгорбился, теребя свой нос флагштоком с пиратским флагом, стало ясно: он предполагал что-либо подобное. А точнее, не исключал. И скорее всего, в подошедшей банде в самом деле находится его сын.

«Что будем делать, батя? — не сводил Месяцев взгляда с несчастного старика. — Брать на себя ответственность за всю нацию? А что? Мы спасаем твою невестку и внука, ты — взвод. Учил Александр Васильевич Суворов не меньше оружия поражать противника человеколюбием»…

— Ислам, — не нашел ничего лучшего, кроме как назвать свое имя, старик.

— Узнайте, что там? — попросил хозяина.

Тот торопливо подошел к окну, заглянул внутрь дома. Что-то нетерпеливо спросил. И когда беспомощно оглянулся, капитан чертыхнулся, усаживаясь на все тот же шифер. Повернул голову к «ромашке» на плече:

— «Сатурн-3», разворачиваешься и выдвигаешься на окраину, — отдал распоряжение третьему отделению, замыкавшему их группу. При этом им самим остается только сидеть и ждать. То ли Иваныча, то ли бандитов.

Боевики проявились первыми.

— Вижу группу, человек двадцать, — почти сразу доложил «Сатурн-3».

Все. Опоздали. Ловушка захлопнулась. Можно себя поздравить: насолил подполковнику. Но нет-нет, конечно же, нет, не назло комполка он въехал в село и застрял у роженицы. Так получилось бы при любом раскладе его должностей и симпатий-антипатий с начальством.

— Минируют дорогу, — дрогнувшим голосом продолжил доклад сержант.

«Минируют — это хорошо», — машинально отбил чечетку пальцами на плесневом шифере капитан.

В смысле, что эта опасность видимая. Только и по иному пути, кроме как по полевой дороге, по которой они приплыли сюда, назад не выйти: на вспаханном поле можно сесть техникой на брюхо и тогда жги ее спокойно из гранатометов, как мишени на стрельбище. Хотя нет, мишени движутся, на тренировках труднее работать… Наверняка минируются и склоны оврага у Алмазова. Так что если до темноты не вырваться, рассвет можно и не встретить. Жаль, что бандиты не учили суворовскую «Науку побеждать»…

Оставив растерянного Ислама посреди двора, вспрыгнул с разбега на броню, напялил, словно волшебную шапочку, на стриженую голову шлемофон. Сейчас два слова скажет — и все исполнится.

Начштаба откликнулся сразу.

— Срочно удар артиллерией по квадрату… — перечислил Месяцев все цифры, которые вели к точке посреди полевой дороги.

У другого просителя, может быть, в штабе и поинтересовались бы, зачем и для кого артудар, но капитан был для них пятиклассником, вновь посаженным в начальную школу. И который цифры в уме складывает уже без помощи палочек и подсказки учителей.

И завыло в небе ровно через столько секунд, сколько требуется артиллеристам для выверки прицелов и досыла снарядов в ствол. И без бинокля — наоборот, прикрыв глаза, представил-увидел Месяцев, как полетели ошметки грязи от вспаханной снарядами дороги, а вместе с ними, возможно, и руки-ноги тех, кто возжелал, чтобы такие же руки-ноги разлетелись от его десантников при подрыве. И подумалось об очевидном, а оттого удивительном: а на войне ведь нет мясников и нет убийств. Во время боя людей не убивают, они — гибнут. Потому что все находятся приблизительно в равных условиях. По крайней мере, здесь, в отрогах Кавказа, все оказывается намного честнее, чем в криминальных московских разборках по подворотням. Если, конечно, брать только его взвод и отряд боевиков…

— Чуть недолет, но все равно как ветром сдуло, — дорисовал картину на полевой дороге «Сатурн-3».

Ему грех не рисовать ее, если сидит словно в партере перед сценой, да еще почти с театральным биноклем в придачу. Смотри, дорогой, тебе выпал сегодня выигрышный билет — который на выход. Для всего взвода, а это двадцать пять душ…

— Заминировать успели?

— Кажется, да.

— Засеки место.

Сам попытался вспомнить командира третьего отделения. Когда Месяцева представляли взводу, «сержант-три» лежал в госпитале и выписался накануне выхода на зачистку. Показался он капитану невзрачным и неказистым, в итоге совершенно не запомнился и выделить сейчас какие-то черты из образа сержанта при всем воображении комвзвода не смог. Но черт с ней, с красотой — не подвел бы!

Напомнила о себе «галерка» — у Алмазова вновь заголосили автоматы. Перекрывая их ребячество, стал на распевку пулемет, прозванный чеченцами «красавчиком». Едва он успел пропеть все ноты, как дирижерская палочка в руках сержанта прекратила базар, оборвав музыку.

«Экономить, экономить патроны», — в который раз за день мысленно обратился к замкомвзвода капитан. Хотя патроны, точнее, их количество в данный момент вторично. Ценно то, что нет паники, пальбы в белый свет, как в копеечку. Хорошо, что и гранатомет пока молчит, а название у него красивое — «Пламя», и 280 выстрелов к нему заряжены в ленте, и 261 граната — в контейнере… Хотя и боя по-настоящему еще нет, есть только его преддверие, прощупывание противником друг друга, проверка на вшивость. Но раз начали гавкаться, драка неизбежна. Где же ты, Иваныч? Давай, дорогой, тебя ждем!