Подняв глаза, я увидел его шрамы на лице, которые вместе с морщинами суживались в тонкую полоску от улыбки, и всё та же окровавленная бинтовая повязка на голове, которою некому было поменять.

Когда мы приводили себя в порядок после авианалета, я заметил, что от нашей колонны никого в живых не осталось. Полностью убедившись в этом, мы стали пробиваться к своим. Бродя по лесу около трёх суток мы с Иваном Алексеевичем наконец-таки вышли в расположение нашего стрелкового полка.

Эпизод 6: «Знакомство»

В ночь на восьмое июля мы прибыли в Могилёв, в расположение штаба 331-го стрелкового полка. Там ожидал пополнения некий полковник Литвинов, который при нашей встрече был крайне недоволен тем, что пришло не войско, а всего лишь остатки.

— Капитан, я тебя за каким чертом посылал? Где пополнение? И где вас носило всё это время?

— Товарищ полковник, нас не носило! — ответил Смирнов, стирая платком пот со лба. — Пополнение в количестве шестидесяти двух человек я забрал на станции. По дороге, мы были атакованы звеном Юнкерсов. Там все и остались лежать… В живых остались только мы с сержантом. Всё, больше мне сказать нечего!

— Ну да, ну да. Бешенной собаке и семь вёрст не крюк!

Полковник переключился на меня.

— Ну, сержанта то я вижу. Фамилия боец?

— Санинструктор сержант Петровский!

— Хм…ну орёл! Ты школу-то давно окончил? Вылитый ботаник! (усмехнулся он) — Ладно, времени нет! Ты сержант, бери своё личное дело в руки и дуй в санчасть, знакомиться со своим новым командиром. А ты Иван Алексеевич останься, покумекать надобно еще!

— Слушаюсь, товарищ полковник!

Отдав честь, я немедленно удалился из штаба.

Зайдя в полуразрушенный госпиталь, с подгорелой и еле висящей на одном гвозде вывеске, я прочел адрес: улица Хмельницкого дом 12А. Чуть дальше, я зашел в первый попавшийся кабинет и увидел там стоящего у настенной карты командира, лет тридцати на вид. Он был крупного телосложения, и не выпускал изо рта свою роскошную курительную трубку.

— Ты чьих будешь боец?

— Я санинструктор сержант Петровский, товарищ военврач!

— А один что? Где ещё люди?

— Не осталось более никого, товарищ военврач! Нас по пути в часть разбомбили…

Выслушав мой доклад, он прислонил свою трость к большим напольным часам, забрал из рук моё личное дело, присел за стол и вскоре продолжил:

— Я твой непосредственный начальник, военврач второго ранга, Октябрьский Алексей Петрович, начальник госпиталя 331-го стрелкового полка. В личном деле записано что, недоучившись в Саратовском медицинском институте, завершил обучение после третьего курса?

— Так точно!

— Специальность выбрал уже небось? (Вытряхивает в пепельницу прокуренный табак из трубки)

— Хирургия, товарищ военврач!

— Ну, добре! Вижу парень хороший! Только уж интеллигентный больно. Дуй в триста пятый кабинет и принимай дела, а то раненых много. Дел за гланды.

— Понял товарищ командир. Разрешите идти?

— Свободен!

После разговора с Алексеем Петровичем, я проследовал в указанное им место. В кабинете меня ожидал лейтенант с оторванной по локоть рукой. Гимнастёрка порвана, золотые танковые петлицы, пришпандоренные на его черном воротнике, окрасились в темно-вишневый цвет от стекающей по лицу крови. Его культя была уже небрежно сформирована. Вдобавок ожог помог осуществить гемостаз. Вся это «красота» была перевязана давящей повязкой, насквозь пропитанная кровью и грязью.

Сбросив вещи на пол, я тут же сориентировался на месте. Достал из шкафчика перевязочный материал, инструменты, лотки, и начал перевязывать. Придерживая второй рукой свою культю, он неимоверно корчился от боли. Я вкалываю ему обезболивающее и принимаюсь проводить первичную хирургическую обработку, по окончании манипуляций, отпускаю. Потом был второй, третий, четвертый и т. д. Цельных пять часов прошло. Полуразбитые часы, висящие на стене, точно показывают без четверти восемь. А раненые всё прут и прут. В кабинет вваливаются два бойца с тяжелым дыханием.

Приволокли за собой товарища, который стонал от боли держась за плечо. Под разорванной гимнастеркой виднелись две аккуратные дырочки, видимо осколок от разрывного снаряда. Он не молодой уже, лет пятидесяти на вид. Посматривая жалобно то на меня, то на приведших его ребят, он выжидал от нас каких-либо действий. Один из бойцов начал его успокаивать, что мол, кость цела и самое главное, а мясо нарастет. Он даже слегка успокоился, но потом его лицо стало несколько поддёргиваться, после чего, его рот приобрел страшную напряженную улыбку. Судороги схватили всё тело, и он начал выгибаться дугой, опершись пятками и затылком в пол. Громко стонал. Я кинулся чтобы его как-то разжать, но увы…

— Столбняк! — вдруг произнёс один из бойцов, — я в госпитале таких видел. Мне хотелось его спасти, но в этой ситуации я был бессилен. Через несколько минут страшных мук, раненный умирает.

Фамилия его Орлов. Игорь Орлов. Это я узнаю из его красноармейской книжки. Бойцы, скорбно сняв свои пилотки, стояли молча минуты две, после чего, подхватили тело умершего и потащили обратно во двор. Убитых мы не закапываем, так как нет на это ни сил, ни времени. Глухие разрывы и пулеметные очереди слышны совсем близко. Красноармейцы ведут ожесточенные бои на окраине города.

Что и сказать? Так начиналась моя служба в рядах Красной Армии в качестве санинструктора. Через меня проходили сотни искалеченных бойцов в день, и каждый нуждался в помощи, заботе, поддержке. Конечно, я пытался помочь каждому, но ни всегда это получалось. Под моими руками, бойцы гибли через одного. Нет ни потому, что я еще без опыта, нет. А потому, что ранения были несовместимы с жизнью. Трупов складывать было некуда, чего уж там говорить. Руки, лицо и гимнастерка так пропитались чужой кровью, что казалось я никогда от этого ни отмоюсь. Но несмотря на это, я всё же выполнял свою работу как наставляли нам наши преподаватели перед отправкой на фронт.

Эпизод 7: «Оборона»

В ходе наступления частей вермахта, Могилёв заблокировали со всех сторон, и 12-го июля 1941 года мы попали в окружение. Оборону города решили укреплять с помощью оставшихся сил армий и корпусов, батальона милиции и войск НКВД, студентами и преподавателями близ расположенных учебных заведений.

У нас катастрофически не хватало людей. Вскоре к нам на помощь выдвинулись эшелоны 172-й и 110-й стрелковых дивизий, но буквально через два дня, нам сообщили, что эшелон был полностью разгромлен, и защитники города потеряли всякую надежду на прорыв из окружения. Утром того же дня был отдан приказ идти на прорыв к своим, отступая от ранее занимаемых рубежей.

21-го июля к нашему госпиталю прорвался авангард немцев в количестве тридцати человек. Вступили в бой. Взяв в руки