– Там нет армии. Совсем. Представляешь, на что похожа страна, полностью свободная от военщины!

– Пожалуй, это зрелище сразит нас наповал, – рассмеялась она.

Титус тоже рассмеялся. Тогда они постоянно шутили.

Он подбил ее на приключение: усадил с другими туристами в резиновую лодку – желтые спасательные жилеты, шлемы на головах.

– Видишь ту реку? Это Рио-Пакуаре. Она вынесет нас к лагуне. А там можно и передохнуть. Ты когда-нибудь бывала в настоящей лагуне, любимая? Бывала?

Он говорил с таким энтузиазмом, так жизнерадостно… Хотел подарить ей новые ощущения. А она была неопытной слабачкой.

На корме сидел мускулистый юнец и покрикивал на гребцов. Лодка буквально перепрыгивала через пороги. Ингрид почти сразу же сбилась с ритма, ноги вылетели из специальных углублений в резиновом днище. А Титус лишь смеялся. Титус… Титан…

Потом они купили фотографии, сделанные каким-то смельчаком с другого плота. Ингрид на фото зажмурилась, губы стиснуты в линию. Титус вставил снимок в рамку. Фотография висела на стене в комнате, отведенной под кабинет…

Она переоделась в старые джинсы и футболку, достала пылесос и приступила к уборке. Рев пылесоса всегда ее успокаивал – что не переставало удивлять Титуса. Он бы предпочел современный, бесшумный. Чистоту он любил, в отличие от уборки. Они постоянно ссорились из-за этого. «Классическая ситуация, – подумала Ингрид. – Но все-таки мы взрослые люди, самостоятельные, и на шее у нас никто не сидит».

Конечно, для двоих квартира слишком просторна, несмотря на частые деловые обеды и приемы. Ингрид довольствовалась бы жильем поскромнее, но Титус уперся. Одну из двух гостевых комнат обставил для своих дочерей, что оказалось абсолютно лишним: вряд ли хоть одна из них когда-нибудь останется переночевать на Тулегатан. Они и днем-то здесь не бывали.

Сорвав с водяного матраса простыни, Ингрид вымыла матрас жидкостью для чистки пластика. Тщательно пропылесосила складки, залила внутрь средство от плесени. Когда приоткрыла крохотный клапан, пахнуло тиной. Пожалуй, плесень все-таки возьмет свое. Хотя матрас требовал постоянного ухода, Ингрид и Титус наслаждались укачивающим теплом, окутывавшим их, стоило лечь на кровать. Постель колыхалась, баюкала… Вот заниматься любовью было непросто. Но они научились подхватывать ритм воды.

Спальня ей нравилась больше всего. Тут был балкончик, на котором они никогда не сидели (слишком уж на виду), но как приятно было лежать, открыв на улицу дверь и слушая городской шум…

Ингрид протирала тумбочку Титуса, когда из горла ее вдруг вырвался крик, сдавленный, хриплый. Будто ей самой перерезали глотку, будто внутри что-то разорвалось. Ингрид осела в груду постельного белья, зарылась с головой, точно в гнездо спряталась. Тело Титуса, его тепло – как же она будет без него, как же ей жить теперь? Прижала простыню ко рту, но яростный крик все же просочился:

– Чертов идиот!

Не Титуса она имела в виду, нет. Никсона. Этого придурка, вечно шпионящего за всеми. И зачем только она позволила ему подвезти себя до дома? Теперь ясно, что будет дальше. Теперь на весь свет растрезвонит, как плохи дела у Титуса Бруна: «Видел я его бабу в больнице, полная развалина». Вот так и скажет обязательно: «ба-бу». Вспомнилось, как Никсон появлялся в ее магазине, как волок за собой тяжелые сумки. Как совал повсюду свой носище. Вынюхивал. Разложит образцы на столике в задней комнате: обложки книг, рекламные экземпляры – все то, что в отрасли называют «сказки-рассказки»:

– Вот это, Ингрид, безусловный фаворит. Взгляни: лауреат Королевской литературной премии. Готов поставить на автора. Ну, так что, по рукам? Как насчет пяти сотен? А может, ты уже с кем-то еще сторговалась? – И зыркнет из-под зарослей бровей. – А может, ты имеешь дело лишь с одним издательством, а? Душой и телом, хе-хе. У каждого свои фавориты, уж я-то знаю.

Он даже в туалет заглядывал. Интересно, что надеялся там обнаружить? А ведь мог бы. Порой они с Титусом забывали об осторожности. Случалось, прямо в туалете устраивались, бросив покупателей в зале. Она представила, как клиенты толпятся у кассы, листают книги, ждут… Женщины в пуховиках, мужчины… Возможно, в зале слышали эти вскрики экстаза, хотя она и закусывала губы, пытаясь сдержаться. Сидела на умывальнике – просто чудо, что он не развалился под ними. Титус стискивал ее бедра, прорастал в нее, проталкивался, нанизывал на себя, и мозг ее начинал пульсировать, пока не взрывался…

Когда же она впервые взглянула на Титуса? Так взглянула. «Бладгюлд» организовало для книготорговцев осенний съезд. Тогда издательство еще носило свое изначальное название и располагалось на Индустриальгатан. Там был внутренний дворик, где и собирались все устроить, но помешал дождь.

Светлый летний костюм, рубашка с короткими рукавами. Каким загорелым он был! Глядя на морщины на его шее, Ингрид испытала вдруг желание прикоснуться к ним, погладить…

– Здравствуйте, друзья! Добро пожаловать на открытие осеннего сезона в «Бладгюлд». Извините за тесноту. Вообще-то мы собирались провести мероприятие на свежем воздухе, но погода нам неподвластна.

Мельком посмотрел на Ингрид, отыскав взглядом в толпе представителей «Оленса». Те стояли с видом повелителей мира.

– Пожалуйста, угощайтесь вином! И всем, что найдете на столах.

Титус забрался на стул, чтобы видеть собравшихся. Подле стояла Анние Берг. В ней всегда чувствовалась некоторая тяжесть, угрюмость – особенно после того, как нашли останки ее подруги Верит Асарсон.

Затем выступали авторы, один за другим. Анние и Титус по очереди представляли их: краткие вопросы – быстрые ответы. Первым выступал парень по имени Тобиас Эльмквист, поэт. Осенью вышел его детектив. Обложка была круче некуда. Ему действительно удалось выстрелить с этой книгой, и за очень короткий срок он сделался королем детективов. Но дальше дело не пошло. Случилось что-то… вроде бы он кого-то убил по неосторожности.

После беседы с Тобиасом настала очередь Снеси Нурд, золотого тельца издательства. Титус вывел ее вперед, держа под руку. Она была одета во что-то белое, полупрозрачное. Между грудями покоилась массивная золотая цепь.

– Ты на нее запал, да? – спросила Ингрид хрипло, страстно, в любое другое время она бы устыдилась такого голоса.

Дело происходило спустя несколько вечеров. Титус зашел в книжный незадолго до закрытия. Снял очки, усадил ее на прилавок.

– Но… что вы делаете? Я не давала вам повода, не думаете же вы, будто можете вот так запросто сюда зайти и…

– Нам нужно поговорить. Полагаю, повод есть.

Но пришел он явно не для разговоров. Нужно запереть дверь… И она соскользнула на пол, закрыла дверь на замок. Он не отставал от нее ни на шаг. Руки его касались ее обтянутых джинсами бедер. Ее зад прижался к его животу. Господи, да что же это такое… Она обернулась, и ее лицо оказалось совсем рядом с его лицом… его язык, губы… И вот она уже сама расстегивает молнию на его джинсах, он наклоняется, теряет равновесие, и они едва не валятся друг на друга, и тогда она тянет его в сторону: «Там есть диван», – тот самый диван, на котором она любит дать отдых ногам, прежде чем ехать домой, и вот они на кожаном ложе, и ее тело буквально излучает жар, она просто пылает, – может, именно это и называют страстью? После он гладит ее волосы. Она не может вздохнуть, потому что он все еще лежит на ней, навалившись всей тяжестью, но она не шевелится, просто наслаждается тяжестью мужчины, которого даже не знает.