знать мог, что у эшафота

Он однажды увидит её.

И уже ничего не исправить.

Слишком поздно. Хоть смейся, хоть плачь.

Даже трудно такое представить,

Чтоб от ужаса вздрогнул палач.

Осуждённая, чуть спотыкаясь,

Поднялась по ступеням крутым.

Лишь ему одному улыбаясь,

Словно шла на свидание с ним.

И сказала, склоняя колена -

"Ты меня не обидел ничем.

Знаю я, это будет мгновенно

И конечно не больно совсем."

Вот и всё. Приговор он исполнил,

Покорясь неизбежной судьбе.

Будто, сам себе вырезал сердце

На потеху жестокой толпе.

А потом, он забыться пытался.

Пил и пил, её имя шепча.

И слеза за слезою катилась

По небритой щеке палача.

Осуши хоть полсотни бутылок,

Не прогонишь ты этим любовь

И хмельное вино не заменит

Твоих вен, перерезанных, кровь.

Когда утром нашли его тело,

В тусклом отсвете пыльных окон,

Ещё свежая, надпись алела

На стене — "Будь ты проклят, закон".

Узница Междурамья

Водки больше нет. С деньгами глухо.

От тоски, хоть лезь на потолок.

Между рам оконных бьётся муха,

Отбывая свой нелёгкий срок.

Хочет муха вырваться из плена.

Улететь в далёкие края.

Помню, сам вот так же бился в стены

И кричал, что не виновен я.

Не пробить тебе стекло башкою,

Хоть ты до мозгов её сотри.

Если бы не ихний мораторий,

Я б прервал мучения твои.

С каждым мигом, муха всё спокойней.

Видно, начинает привыкать.

Будь ты между рам или на зоне,

Одному систему не сломать.

Кто там был, свободы цену знает.

К раме потянулася рука.

Пусть летит она и прославляет

Самый справедливый УПК.

Совсем другие времена

(история интеллигентного человека)

Я с детства очень скромный был

И в подворотнях не курил.

В НИИ меня все перспективным называли.

Я кандидатскую писал

И на работе успевал.

Профессора меня за это уважали.

Но вдруг, пришёл капитализм.

В стране случился катаклизм.

Козлы госсобственность на части распилили.

В миг нищей сделалась страна.

Наука стала не нужна.

Из институтских меня первым сократили.

Работы нет и денег нет.

Жгут коммунисты партбилет.

При этом, всех нас призывают не сдаваться.

Один упитанный козёл

Шок в экономике навёл

И цены взвились. Караул! Спасите, братцы!

Я натурально голодал.

Ходил, бутылки собирал.

Глаза ввалились, а живот и щёки впали.

Но тут, сказал себе я — "Стоп!

А то, реально ляжешь в гроб.

Совсем другие времена теперь настали."

Тогда я прОдал свой мопед.

Купил какой-то пистолет.

Возился долго с ним пока обойму вставил.

Парик с очками нацепил.

На дело сразу поспешил.

И в тот же день предпринимателя ограбил.

А дальше больше. Понеслось.

Проснулась классовая злость.

Среди воров "Интеллигентом" прописался.

Людей я грабил, убивал,

Большие деньги отнимал,

Но на прощание всегда я извинялся.

Меня давно хотят закрыть,

Но нечего им предъявить.

Менты ни разу со стволом меня не взяли.

Но тут, подельник мой — дебил

Свой кокс в машине позабыл.

И вот на этом опера меня прижали.

В суде я денег не жалел.

Мой адвокат их всех имел.

Меня присяжные по полной оправдали.

Но тут, сказал себе я — "Стоп!

А то, получишь пулю в лоб.

Совсем другие времена теперь настали."

Сейчас я крупный бизнесмен.

Со мной на связи конгрессмен.

Теперь законов больше я не нарушаю.

Лимонов семь имею в год.

Моя империя растёт.

Хоть, не ворую и почти не убиваю.

Нарушитель дисциплины

Как чемпион по бегу, я на работу мчал.

Сегодня я не бритый. Сегодня я проспал.

Как бубен бьётся сердце и в голове звучит -

"А может не уволит? А может быть простит?"

Все помнят, как недавно он на меня вопил,

Что я его подставил и чуть не разорил!

Что я контракт нарушил — пункт пятый и шестой.

Какой же я негодный? Какой же я плохой?

Что если будет каждый опаздывать, как я,

В стране могучей нашей не станет (ничего)!

Не станет больше крабов и паюсной икры,

И что навеки сгинут в озёрах осетры!

Ведь, если все лентяи подолгу будут спать,

Не смогут наши люди в Канарах отдыхать!

Тогда от катаклизмов стране придёт капец

И нас американцы захватят наконец!

Примчался на работу. Сконфуженный стою.

И тут, у крановщицы я новость узнаю,

Что ей, после планёрки, шепнули мастера -

Директор не приедет. Он забухал. Ура-а-а!!!

Рождённый свободным

(пацанам 90х посвящается)

Ни с чем не спутать волчую природу.

Ты не вилял ни перед кем хвостом.

Рождён был на свободе. И свободу

Впитал ты с материнским молоком.

Не для тебя порядки и законы,

Ошейник с конурой и поводки.

Их кителя, фуражки и погоны

Готов зубами рвать ты на куски.

Не жить тебе собачьей жизнью сытой,

Продав свободу за похлёбку и жильё.

Но, если надо, то с волыной или битой,

Без всякого труда возьмёшь своё.

Пусть волкодавы из центральной своры

И главным ловчим след кровавый взят.

Но никогда не смогут прокуроры

Увидеть за решёткой волчий взгляд.

Ведь, не дано им за тебя решить,

Статьями из параграфов и чисел,

Жизнь долгую, как срок, в неволе жить

Или короткую, как автоматный выстрел.

Зов предка

Сажень в плечах. Седой весь, как старик.

В кровавых пятнах ржавая кольчуга.

Когда во сне он предо мной возник,

Я чуть не обмочился с перепуга.

Уставив на меня печальный взгляд,

Вещает нарушитель сонной неги -

"Внучок, тебе уже за пятьдесят,

А ты ещё не совершал набеги.

Лишь, кто рискнул поставить жизнь на кон,

После себя смог что-нибудь оставить.

Я для того сюда пришёл сквозь сон,

Чтобы твою фамилию прославить.

Тебе, внучок, я стану помогать.

В бараний рог вдвоём согнём любого!

А те несчастные, что будут нам мешать,

Навек запомнят Лёвку Червякова!"

Проснулся утром бодрый, как спортсмен.

Здоров, как бык! Хоть и не скажешь с виду.

Да, я ж сегодня прямо супермен!

Хотя и нет специального прикиду.

Поднять могу я центнер над собой.

Обидно, что повыбросил все гири.

Вдруг, слышу полусонный голос твой -

"А ну, обуйся или снова вскочит чирей!"

Я грозно прокричал — "Молчи, жена!

Тащи