Инга иронически посмотрела на меня. Сказала:

— У вас там сегодня один мальчишка дрался. Маленький такой, а дрался здорово…

— Это Малек. Я с ним в одной комнате живу.

Инга вздрогнула.

— Он спал, когда ты ушел?

— Да…

— Точно?

— Точно! — мне передалась ее тревога.

— Димка, ты сам подумай! Как он может драться? Сколько ему лет?

— Одиннадцати нет… — пробормотал я. — Но он же давно на острове, он научился фехтовать…

— Да при чем тут фехтование! Ему десять с полтиной, он от пола метр с кепкой, руки-ноги как спички! А ударишь его по мечу — словно по железной трубе. Он даже с Раулем дрался, тот не смог у него меч выбить! А Раулю было пятнадцать, он на Кубе штангой занимался. Брал меня и еще троих девчонок на руки — и подымал! Рауль и сказал однажды, что тут нечисто. А на другой день его в бою убили…

— Кто?

— Этот… Что двумя мечами машет.

— Тимур?

— Да. Смешливый, смуглый… И как вышло-то! Рауль опять начал драться с Мальком, и тот вдруг упал. Рауль хотел ударить, да заколебался… А ваши поперли всей толпой. Они видно все любят этого… Малька. Ну и…

Игорек — и что-то подлое? Это не укладывалось у меня в голове. Но все сходилось.

— Инга, а у вас такие есть?

— Таких нет. Есть Генка. Он уже десять лет на острове.

— А у нас Крис и Тимур по семь лет…

— Вот. Это тоже очень странно. Здесь ведь и день прожить трудно.

Я закрыл глаза. У меня внутри сейчас было пусто, как в космосе. Попадись мне пришелец, я бы его без всяких мечей скинул с моста.

— Инга, ты всегда ходишь дежурить на мосты?

— В дозор? Нет, редко. Иногда наши мальчишки просят прийти меня или Лорку. Чтобы мы их подбадривали своим присутствием.

Меня что-то кольнуло. Мы с Ингой дружили и ссорились, мирились и снова находили повод для споров. Но никогда не оказывались врагами. А в проклятом мире островов нас разделила граница куда серьезнее, чем разведенный мост. На ее острове я могу стать лишь рабом, пленником, который никогда не вернется на Землю. И для Инги тридцать шестой остров никогда не окажется домом. Мы даже не предлагаем друг другу перейти на свой остров. Понимаем, что это невозможно. Инга будет и дальше ходить «в дозор» на двадцать четвертом и кормить мальчишек, которые дерутся со мной и моими друзьями.

— Что же ваши мальчишки так чесанули днем? — насмешливо спросил я. — Оставили тебя прикрывать свой отход?

— Я сама осталась, чтобы с тобой поговорить.

Око Пришельца насмешливо глядело на нас с неба. Временами его закрывали тучи, и, казалось, что звезды лукаво подмигивают. Поболтайте, детишки, поболтайте в свое удовольствие…

— Инга, а как ты попала на острова?

— Как все.

Ей явно не хотелось вспоминать. Но я не унимался:

— А именно? Вот меня подловили возле парка…

— А меня в парке. Я гуляла с Лайной.

Лайна — это ее собака. Большая, красивая и абсолютно безобидная шотландская овчарка.

— Так вы вместе попали сюда?

— Нет… Какой-то идиот подошел в парке и говорит: «можно сфотографировать собаку?» Я разрешила. Он походил вокруг, потом попросил подержать собаку, чтобы не вертелась…

Я заметил, как задрожали у Инги губы. И прекрасно ее понял. Была в наших похищениях до боли обидная отрепетированность.

— Полная темнота — и шлепнулась в воду.

— В воду?

— Да, у нас специальный бассейн вырыт, чтобы никто не разбился. Ко мне подбегает Лорка… ну, тогда-то я ее не знала. А я стою и думаю, что мне все снится…

— Инга, давай решим, чем займемся в первую очередь, — быстро сказал я. Слишком уж изменился у нее голос. В книжках герои всегда утешают плачущих девушек, но я вовсе не был уверен, что вспомню, какие слова при этом говорятся.

— Давай…

— Надо побольше разузнать про острова. Сколько лет они существуют, кто и на каких островах живет. Нет ли другого оружия, кроме мечей и арбалетов. Пробовали договориться между собой или нет. Если пробовали — что из этого получилось. Карту хорошо бы нарисовать.

— Ладно.

— Есть ли такие острова, на которых никто не живет. Как выглядят пришельцы, кто их видел. Есть ли здесь птицы, а если есть, то откуда прилетают. Действует ли компас… впрочем, это я сам проверю. Какие полезные вещи есть на островах… У нас один мальчишка с плейером ходит, например.

— Хорошо. У нас тоже есть магнитофон, но у него батарейки сели… Дима, а почему так сильно натянулась веревка?

Я с удивлением взглянул на пересекающий проем моста шнур.

Он не просто натянулся, он топорщился расползающимися нейлоновыми волосками и тихо звенел на ветру, как собирающаяся лопнуть струна.

— Инга, мы ротозеи, — выдохнул я, дергая стянувшийся в тугой комок узел. — Мост все еще расходится и натягивает веревку. Надо ее ослабить…

Узел не поддавался. Растянутый нейлон превратился в совершенно однородную, неподвластную пальцам массу. Я вцепился в него и, срывая ногти, потянул изо всех сил. Безрезультатно.

— Я полез назад.

Веревка под пальцами казалась жесткой как стальной трос.

— Димка, не надо!

Инга попыталась меня остановить, но было уже поздно. Я торопливо полз, болтаясь под ненадежной, доживающей последние мгновения, веревкой.

— Дурак! Это не храбрость, а глупость! — крикнула мне вслед Инга, когда я уже оказался на своей половине моста.

— Ничего, нейлон так легко не рвется, — бодро ответил я. — Что ж мне, до утра ждать? Она, может, и вообще не порвется…

Веревка лопнула с тонким звенящим визгом. Короткий обрывок, оставшийся на перилах с моей стороны, как резиновый, стегнул меня по руке. Я ойкнул.

— Больно? — испуганно спросила Инга.

— Нет… — выдавил я, мотая рукой в воздухе. — Не очень…

— Жалко.

— Не злись… Встретимся здесь же, послезавтра ночью, ладно?

Инга присела, начала отвязывать веревку со своей стороны. Негромко сказала:

— Веревку сам принесешь.

— Есть!

— И дежурь на других мостах. Вдруг я здесь опять… окажусь.

— Так точно.

Повернувшись ко мне, она приготовилась было что-то сказать. Но передумала. Состроила презрительную гримасу, подхватила фонарь, остатки веревки, и пошла к своему замку.

Я пожал плечами. И чего она обиделась? Сама ведь заявила, что нам придется рисковать.