Я решила последовать ее совету.

Выбрала день, подумала о былых годах, и вот что получилось.

1

Начну рассказ о первом лучшем дне с моего зачатия. Нет, я не считаю, что жизнь ведет отсчет с материнской утробы. Честно говоря, не знаю, с какого именно момента. Хотя вы, наверное, слышали, что на земле сейчас бесконечно дискутируют на схожие темы. Кстати, любопытно было бы услышать официальное мнение на этот счет.

Я решила начать с зачатия, потому что для меня тот день стал счастливым. Если угодно, первым лучшим днем. К тому же так вам будет легче постичь суть моих поступков и понять, что я обладала всеми задатками для достойной жизни. К сожалению, ранняя смерть помешала реализовать заложенный потенциал.

Видите ли, я появилась на свет в результате ошибки. Замечательной ошибки, по моему скромному мнению.

Родителям сообщили, что они никогда не смогут иметь детей. Мне не рассказывали, в ком из них была проблема, но если придется биться об заклад, я поставлю на отца, и вот почему.

В конце шестидесятых еще слыхом не слыхивали о зачатии в пробирке и суррогатных матерях. У бесплодных пар оставался единственный выбор: усыновлять или нет. Когда родилась я, мама с папой были женаты уже около десяти лет и смирились с бездетным будущим.

Мой отец, Билл Доренфилд, сильный человек. Он начинал без гроша в кармане и сам строил свою судьбу. Его отец работал коммивояжером, причем продавал все, от кастрюль до детской одежды. «Каждые десять центов, заработанные им, чудесным образом превращались в пять», – вспоминал папа. Дед не пил, не баловался наркотиками и азартными играми. Видимо, он просто не умел делать деньги (боюсь, я пошла в него).

Отец трудится, сколько себя помнит. Он любит работу; видимо, подобные черты передаются через поколение. Помню истории о его детстве, проведенном на западе Филадельфии, о суровых тридцатых годах. Они с дедом просыпались затемно и уезжали торговать: обходили раскиданные по сельской Пенсильвании фермы или тащились в другую сторону, к побережью, а потом возвращались через Нью-Джерси. По дороге они останавливались у каждого дома и продавали то, что захватили с собой. Страна только пережила Великую депрессию, надвигалась Вторая мировая война, и, по словам отца, многие простаки жалели его, ребенка. Порой отец разыгрывал роль сироты. Иногда он притворно заходился кашлем, и добросердечные фермеры покупали кастрюли и кружевные платьица для несуществующих дочек – лишь бы помочь бедняге наскрести на лекарство. Именно тогда отец услышал лучший, по его словам, совет.

– На этом барахле не разбогатеешь, – сказал дед. – Когда подрастешь, начни скупать землю.

Я знаю, похоже на цитату из «Гроздьев гнева». Но могу с уверенностью заявить, что никто из них и в руки не брал этот роман. Получается, мой дедушка был умным человеком, хотя и не умел торговать и не читал книг.

С другой стороны, отец рассказывал, что довольно рано понял ошибку деда: подход «Не нравится? Ну что поделать, до свиданья» – не годится для продаж. Он заметил: чем дольше пристаешь к людям, тем выше вероятность успеха. В конце концов они что-нибудь купят, лишь бы от них отвязались. Дед называл ребенка своим талисманом, хотя, по словам отца, удача не имела никакого отношения к делу. Он брал чистой настойчивостью. Коммивояжерские поездки продолжались несколько лет, и все это время отец получал в школе твердые пятерки. В те времена у него не было друзей, по крайней мере я никогда о них не слышала; друзья появились позже, вместе с деньгами. Он не увлекался спортом. Ничто не могло встать между упрямым юношей и возможностью заработать лишний доллар.

Поэтому я считаю, что именно отец оказался бесплодным. Он не умел признавать собственные промашки. А мама не стала бы их скрывать. В подобных ситуациях она всегда ведет себя открыто. Да и зачем я называю слабостью технический дефект? И почему принято думать, что женские проблемы не так уж страшны, в то время как мужчина теряет все свои достоинства, если его сперма не хочет плыть куда надо?

Как бы то ни было, после школы отец поступил в Пенсильванский университет, затем в Уортоновскую школу бизнеса и в конце концов стал одним из самых успешных застройщиков в Соединенных Штатах, если не во всем мире.

Несмотря на упорство и желание проявить себя, в его жизни существовала единственная слабость (помимо «ленивой» спермы).

Ахиллес запомнился знаменитой пятой. Супермен опасался криптонита. Я теряла голову на третьем этаже магазина модной одежды «Барнис» в Нью-Йорке. Слабостью отца стала моя мать.

Максина Элейн Файерштейн родилась в семье среднего достатка в Филадельфии на девять лет позже будущего мужа. Судьба ее отца напоминает путь моего – он тоже совмещал учебу с работой и стал бухгалтером. Файерштейны не могли похвастать богатством, но жили обеспеченно. У них был отдельный дом в квартале Виннфилд, машина и кашемировые свитера (писк моды 50-х годов), в то время как отец с двумя младшими сестрами ютился в однокомнатной квартире на окраине Филадельфии.

Максина была единственным ребенком Эвелин и Гарри Файерштейнов и, по словам отца и знакомых, самой красивой девушкой на мили вокруг.

– Максину называли Грейс Келли нашего района, – как-то обмолвилась мамина подруга Салли Ла Фейр.

Так можно сказать даже сейчас.

Меня всегда огорчало, что я пошла в отца. У мамы фарфоровая кожа и тонко очерченные скулы. В отличие от нее, на солнце я покрываюсь красивым загаром, зато не застрахована от прыщей. Я пробовала найти скулы, но лицо у меня плоское как блин.

Мамины волосы блестящие, с ровными кончиками; к тому же корней не видно, даже когда она красится в блондинку, как в последнее время. У меня же сплошные секущиеся концы, ни одного нормального. А корни отрастают, как только расплачу́сь с парикмахером.

Мать ест все, что душе угодно, и не толстеет. Стоит мне глянуть на мороженое с горячим шоколадом, и я набираю пять фунтов. В шестьдесят пять мать сохранила идеальную фигуру, а я с четырнадцати лет не выходила из дома без утягивающего корсета.

Если дальше сравнивать, в старшей школе мать пользовалась огромной популярностью. Я же и близко не подобралась к верхним строчкам списка красавиц. У нас в школе восхищались Даной Стэнбури, и хотя мы дружили, я оставалась в ее тени.

Мама училась на твердые пятерки. Я со скрипом переползала из класса в класс.

При поступлении в Пенсильванский университет ее встречали с фанфарами; я пробралась в колледж через черный ход.

Моя мама – добрейшая женщина и подбирает бродячих собак. Я купила Персик за восемьсот долларов.

В общем, вся Филадельфия говорила, что банк сорвет тот, кто женится на Максине Элейн Файерштейн, девушке с прекрасной фигурой, хорошим вкусом и легким характером. Отец принял слухи на заметку.

Мать рассказывала, что впервые увидела папу в магазине на Каштановой улице. Они с бабушкой выбирали шарф, и тут к прилавку подошел молодой человек. Но она не знала, что тот положил на нее глаз несколько месяцев назад.