— Всё в порядке, док? — Керринджер глянул на Анну. Взгляд у него оказался внимательным и цепким.

— Я… — Греймур запнулась, потом улыбнулась вымученно: — Для меня это несколько перебор. Я привыкла, что мои клиенты ведут себя более… прилично.

— Добро пожаловать в Байль, — охотник на фей приподнял стакан в шутовском салюте.

Ехать в Департамент и работать с О'Ши по делу убитой пророчицы Анне не хотелось чуть более, чем полностью. Даже возвращённая на Другую сторону, мёртвая сида была неощутимо рядом, властно указывая, о чём говорить и о чём молчать. А кроме того, Анна Греймур терпеть не могла расписываться в собственном непрофессионализме. Призраки и голоса сбивали с толку, не давали сосредоточиться, и Анне все время казалось, что она что-то упускает из виду, что-то непростительно важное.

Она думала об этом уже на переднем сиденье машины шеф-инспектора О'Ши, пока они плутали по старым улицам центра, чтобы высадить Хастингса возле какого-то магазина. Мистер Керринджер остался в пабе, предпочтя их обществу общество полупустого стакана с виски.

О'Ши припарковал машину возле старой, забранной решеткой двери под новенькой вывеской. На вывеске значилось "Колд энд Сильвер", нарисованная россыпь пуль намекала, о чем именно холодном и серебряном может идти речь.

— Вау, — присвистнул О'Ши. — Вы сменили название?

— Есть такое дело, — в голосе Хастингса мелькнула тень самодовольства. — И как? Вы в самом деле…

— Кое-что есть. Просто так не продаем, ждёт тех, кому будет по руке. Мне даже попробовать не дали, — паренёк разочарованно вздохнул и начал вылезать из машины. — Ничего, может, дорасту ещё.

— Оружейный магазин? — спросила Анна, когда они отъехали.

— Угу. Всё, от петард с рябиной до пуль из холодного железа. Антикварные ружья и новенькие пистолеты. Ножи, патроны с солью, обереги какие-то и чёрт знает, что ещё. Ну, Керринджер хотя бы не продает что попало кому попало, и на том спасибо ему большое от всего Департамента.

Греймур глянула через плечо на вывеску. Мистер Керринджер выглядел бы рядом с ней уместнее, чем Хастингс, открывающий сейчас роллеты на окнах магазина. Ножи, значит.

— Тот нож, — осторожно проговорила Анна. — Он не отсюда?

— Нет, — О'Ши нахмурился. — Иначе было бы гораздо проще. В городе есть умельцы, которые делают такую дрянь, но лаборатория говорит, что нож старый. Мог всплыть откуда угодно. Ты знаешь, что такое холодное железо, док? Единственный способ окончательно убить фейри.

Анна вспомнила — женщина в белом, пальцы цепляются за рукоять, Нож баньши держала обратным хватом, поэтому запястье вывернуто. На бледной коже свежие синяки.

— Что еще говорит лаборатория? — ей самой показалось, что голос у неё звенит, словно стеклянный. — Они работают с раной?

— Должны были уже что-то прислать, — О'Ши пожал плечами. — Не знаю, имеет ли вообще смысл ловить этого парня, если ему и так пообещали их грёбаное сидское правосудие. Мне только трупов в окружной тюрьме не хватает, чтобы окончательно сбрендить с этой работой. Лишь бы кого-нибудь ещё не грохнул.

Анна пришлось почти до боли стиснуть подлокотник. Ей нужно было сказать О'Ши о пророчествах баньши, но в горле разом перехватывало дыхание, стоило только об этом подумать. Мертвая сида не хотела, чтобы кто-то вмешивался в её дела, и кажется, у неё были способы получить желаемое.

Кажется, О'Ши как-то по своему расшифровал её молчание:

— Тебе бы отдохнуть, док. Дальше это уже моя работа.

— Я подумаю об этом, — проговорила Анна, чувствуя, как крепнет в груди какой-то потусторонний ужас.

Её самообладания с трудом, но хватило до обеда. Работы было немного, с ней в целом справлялся и Салливан. Кажется, он был в какой-то мере благодарен Анне, что с мёртвой сидой пришлось работать не ему.

Благодарность была свойственна Питу Салливану примерно как паралитику — достижения в беге. Он тяготился ею, и новость о том, что он сегодня прикрывает отсутствие Анны на месте — и они в расчёте, доктор Салливан принял с облегчением.

В тяжёлых тучах над городом кто-то словно пропорол здоровенную прореху. Из прорехи падал мокрый снег. Он лип к лобовому стеклу, под колёсами превращался в отвратительную кашу. По радио настоятельно просили отказаться от поездок и сидеть дома.

Анне в самом деле хотелось добраться домой, зажечь электрокамин и засесть в пледе с чашкой какао. Закрыть глаза, сделать вид, что ничего не было, что это только галлюцинации, и если не обращать на них внимания, они как-нибудь пропадут сами собой. Как будто стены старого дома могут защитить её от всего, что останется снаружи. Греймур вспомнила, как мёртвая сида пришла в её дом и в её сон, и вздрогнула.

Ей пришлось припарковаться в стороне, сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, прежде чем женщина решила, что сможет справиться с машиной на мокрой дороге.

Дом встретил её молчанием. Засохшую клумбу у садовой тропинки выбелил снег, фонарь над дверью не горел. Зато лампочка в коридоре зажглась без всяких происшествий, яркая, как ей и положено было быть.

В этом безжалостном свете Анна оглядела разгром, царивший в её прихожей, и устало пробормотала:

— Чёрт.

Она бросила сумку на подставку для обуви, скинула ботинки. С них капало — к дому Анне пришлось пробираться через снежную кашу. Она хотела поставить их к садовым сапогам, на коврик, но неожиданно замерла.

Там, возле сапог, до сих пор была грязь с ботинок Дэйва. Должно быть, она высохла и осыпалась, образовав чёткий рисунок подошвы. Анна осторожно присела на корточки. Размяла кусочек высохшей земли в пальцах. Сказала себе, что у неё поехала крыша. Что она могла неправильно запомнить, что мало ли, кто ходит в одинаковых ботинках. Что нужно позвонить шеф-инспектору О'Ши, в конце концов.

Холодная рука ужаса снова вцепилась Анне в горло. Ей показалось, что мёртвая женщина снова где-то рядом, совсем близко, почти касается её.

— Нужно спешить, — едва слышно прошелестел призрачный голос в голове у Анны. — Могила вырыта и рябина принесена. Времени мало.

Не слишком понимая, что она делает, Греймур встала. Сунула ноги в ботинки, набросила на плечи пальто.

— Я позвала его, и он придёт, — шептала мёртвая. Анна не видела её, но плечо как будто сжали чужие жёсткие пальцы.

Зачем-то она прошла через гостиную, оставляя на полу грязные следы, в кухню, взяла из мойки большой разделочный нож, сунула в карман пальто. Руки слушались плохо, как деревянные, не совсем принадлежащие ей.

Так страшно Анне не было никогда. Даже когда у неё случился выкидыш, даже когда она паковала вещи тайком от мужа, планируя свой побег из только что законченного семейного дома. Это был какой-то новый для её сорт страха, тяжёлый, почти парализующий, и сбежать от него не было никакой возможности. Даже закричать — не было.