— П… привет, — выговорила она с запинкой, невольно краснея.

Некоторое время помолчали. Тимка старательно продолжал жевать свой беляш, а у Лизы же вмиг пропал весь аппетит. Как можно было есть при Тошине? Она неловко держала недоеденное, прежде такое желанное лакомство в руке и тайком выискивала взглядом какую-нибудь урну поблизости, чтобы незаметно от него избавиться.

К счастью, внезапно у их ног материализовалась тощая ободранная кошка и громко заорала, не выпрашивая, а буквально требуя еды. Лиза страшно обрадовалась и, присев на корточки, принялась скармливать остатки беляша голодной животине. Та покончила с угощением, презрительно обнюхала Лизины руки, сердито зыркнула злющими жёлтыми глазами и испарилась так же внезапно, как появилась.

Снова повисло неловкое молчание. Лиза отчаянно пыталась придумать тему для общего разговора и втянуть туда Олега.

— Ты на осенний бал идёшь? — с полным ртом промычал Берендеев, выручая подругу. Тошин ухмыльнулся.

— Ой, девчонки все как с ума посходили: “Ах, бал, бал, бал!..” Наверное, воображают, что они Золушки. Я, вообще-то, не этот детский сад, а нормальные дискотеки предпочитаю. Ты бываешь на таких?

К великому удивлению Лизы, Тимка спокойно кивнул.

— Да, иногда в “Звезду” хожу, иногда в “Юность”… Только один фиг, ничего интересного там не происходит. Музыка по ушам долбит, все курят, бухают, дерутся и трах… — он кинул осторожный взгляд на Лизу и тут же исправился, — то есть, сношаются в туалетах.

— Ну, а что там ещё делать? — хохотнул Олег.

— Так значит, ты не придёшь сегодня вечером в школу? — огорчённо спросила Лиза, не в силах скрыть разочарование в голосе.

— Приду, куда я денусь, — он пожал плечами. — Динка хочет, чтобы я непременно был, а желание дамы — закон…

Взметнувшаяся в Лизиной груди радость слегка померкла — Динка Старцева была их одноклассницей и по совместительству девушкой Олега. Они, как принято было говорить среди молодёжи, “ходили вместе” — то есть встречались. Лиза терпеть не могла Старцеву за высокомерие и кукольную красоту, отчаянно, зверски ей завидуя. Конечно, она знала, что Олег и Динка — пара. Но слышать об этом из его уст всё равно было неприятно.

— Ну ладно, — Тошин заскучал и покосился на часы. — Мне пора, увидимся вечером. Вы сейчас куда?

— Я домой, — Берендеев неопределённо махнул рукой.

— А я в Луков переулок, — торопливо вставила Лиза. Олег округлил глаза.

— Правда? Мне тоже в Луков… я там живу.

— А я… мне платье надо забрать у портнихи, — выпалила она, чувствуя себя карточным шулером. Хотя, по сути, не соврала ведь — надо ей зайти к тёте Алле и забрать готовое платье? Надо.

— Ну, тогда пойдём? — он приветливо улыбнулся, приглашая её проделать этот путь с ним вместе. Лиза чуть не умерла от восторга, одновременно замирая в ужасе: боже, а что, если от неё воняет жареным фаршем и луком?

И снова проницательный мудрый Тимка понял её затруднения. Подмигнув Лизе, он незаметно вложил в её ладонь пластинку мятной жвачки.

Лиза от всего сердца послала ему искреннюю благодарную улыбку.

НАШИ ДНИ

Марина, июль 2018 года

Наверное, нетрудно догадаться, что все звонки от радиослушателей поступают не напрямую в студию, а операторам, которые “фильтруют базар”. Но операторы — всего лишь люди, а не боги и даже не психологи. Иной раз просачивается настоящий неадекват, поскольку дозвонившиеся бывают весьма хитры и изобретательны — оператору скажут одно, а в прямой эфир выдадут нечто из серии:

— И сами вы — говно, и радио ваше — отстой, и песни ставите дебильные, и даже диджеи у вас ужасны, как на подбор!

Вот и в тот жаркий июльский день случилось непредсказуемое…

Мы с Лёлькой, только-только окончившие второй курс журфака, устроились на “Молодёжку FM” для прохождения летней производственной практики. Положа руку на сердце, ну кого интересует практика на младших курсах, тем более во время каникул? Так, формальность для галочки… Тем более, как рассказали нам по секрету ребята-третьекурсники, никто из преподов к этой практике всерьёз не относился, детального отчёта не требовал и к студентам по итогам не цеплялся, поэтому многие наши однокурсники намеревались в сентябре принести в универ липовые справки об отработке. Только самые сознательные действительно попытались устроиться в редакции газет или журналов, а также на радио и ТВ.

Не могу сказать, что мы с Лёлькой отличались какой-то особенной сознательностью и тягой к учёбе, но тут удачно совпал ряд факторов, важнейшим из которых был роман моей подруги с одним из диджеев “Молодёжки”. Лёлька крутила с ним шашни уже месяц, и в конце концов парнишка “сосватал” нас к себе на радио.

Разумеется, никто не собирался даже близко подпускать нас к микрофону и выводить в свет, то бишь в эфир. Однако мы с Лёлькой всё равно находили чем заняться: помогали ведущим делать подборку самых интересных новостей, прочёсывая интернет, иногда бегали сотрудникам за кофе к автомату, но чаще всего, конечно, просто торчали в зоне отдыха на мягких удобных диванчиках и точили лясы друг с другом и незанятыми в эфире диджеями. Хотя общалась больше я, а Лёлька всё свободное время обжималась со своим любимчиком.

Однако через несколько дней подружка заскучала и начала подумывать о том, как бы стрясти с Блинчика справку о прохождении практики и отправиться восвояси — наслаждаться летом, солнцем и свободой. Я же, наоборот, уже загорелась атмосферой радио, прониклась ею и перестала воспринимать производственную практику как простую нудную формальность.

Вот тогда-то нас и повели на экскурсию в святая святых — то есть в студию во время эфира. У микрофона был Карик; точнее, для нас обеих, зелёных наивных студенточек, он пока ещё оставался Макаром Руденским, неприступным и недосягаемым кумиром с безумно чувственным голосом, практически небожителем.

Блинчик велел нам заткнуться и не отсвечивать — дескать, внимайте молча, салаги, не мешайте и учитесь, как работают профессионалы. Мы действительно вели себя тише воды, ниже травы, даже сам Карик, заметив, как мы оробели, подмигнул поочерёдно сначала мне, потом Лёльке, но затем…

Затем в студию дозвонилась девушка, которая надрывно, с истерикой и слезами в голосе, сообщила, что стоит сейчас на крыше и собирается прыгнуть вниз.

Помню, в первые мгновения все просто онемели. А, как известно, молчание в эфире есть самое страшное из зол, и это было накрепко усвоено даже нами, неопытными юными практиканточками.

Вообще, факторы, влияющие на эфир, условно делились на технические и человеческие. Однако пункт “дыра”* относился и к тем, и к другим. Что бы ни происходило в студии, здании, городе или на целой планете — the show must go on!** Всегда, что бы ни случилось, и я сейчас не шучу и не утрирую.